— Да, Коннор, да…
Она сладко простонала, когда его пальцы скользнули по ее плечам, бережно спуская с них бретельки платья. Грудь под тонким кружевом лифчика засветилась, как свежие сливки в лунном свете. Потом тихонько, как будто удивленно, вскрикнула, когда он коснулся губами ее шеи, запрокинула назад голову и отдала свою грудь в его руки.
Как два спелых яблока, ее груди опустились в чаши его ладоней. Он целовал ее шею, нежно покусывая, а пальцы тем временем пробирались под кружева лифчика, с нетерпением стремясь прикоснуться к плоти, ждущей его.
Ее ответный стон сдул с его ума остаточный налет цивилизованности. Он схватил ее за плечи, потащил в темноту и прижал к стене.
Она прошептала что-то невразумительное, почувствовав, как его руки проникли ей под юбку. Покачивая бедрами, она ждала, когда его пальцы коснутся клочка кружева, прикрывающего ее интимный холмик.
Под хрупкой тканью кружев Коннор чувствовал жар и влагу. Она пылала под его пальцами, как расплавленная лава.
Он простонал и стал срывать с нее кружева.
— Иди ко мне, милая… — прошептал он.
— Нет!
Ее резкий крик пронзил тишину ночи, словно порыв морского ветра. Но Коннор не услышал его. Он был глух и слеп ко всему, что его окружало. Единственное, что он чувствовал, была ее горячая плоть под его пальцами, вкус ее губ, запах ее тела. Как долго он ждал этого!
Как долго!
— Нет. — Она схватила его за руку и повернула голову в сторону. — Прекрати. Сейчас же… — задыхаясь, приказала она.
В ее требовательном голосе слышались нотки гнева и страха, которые заставили Коннора вернуться в реальность. Он застыл и, часто моргая, как человек, который долго смотрел на солнце, уставился на нее.
— Что? — спросил он. — Что случилось?
Она дрожала всем телом и ненавидела себя за это. Она ненавидела себя за то, что поддалась на его ласки и позволила слепой страсти овладеть ею.
— Отпусти меня, — прошептала она.
Опустить ее? Отпустить, когда еще секунду назад она таяла в его руках? Коннор не верил.
— Отпусти, — повторила она холодно и так же холодно посмотрела на него. В ее глазах было презрение.
Коннор вмиг очнулся от сладкого бреда.
Огонь внутри него резко погас. Он отошел от нее на шаг и стал поправлять галстук и приглаживать рубаху. Она одернула юбку и набросила на плечи бретельки платья.
— Ты играешь в опасные игры, девочка, — проговорил он, как только почувствовал, что снова способен говорить.
Ее глаза вспыхнули.
— Это ты играешь в игры, а не я.
