— Да, — Банда уже давно понял, что в его быстром согласии на предложение Котлярова было и еще что-то, о чем он ранее и не подозревал. И теперь, уже успев сформулировать для себя эту причину, не посчитал нужным скрыть ее от самых близких для него людей. — Был и еще один повод пойти на работу в службу безопасности. Понимаете, единственное, чему я научился в жизни, — это служить, воевать и, как это ни страшно звучит, — убивать. Да-да! — горячо воскликнул Банда, заметив, что Настасья Тимофеевна хотела что-то возразить. — Да, к сожалению, это правда. И когда я, профессионал, занимался охраной вашей дочери, я не чувствовал удовлетворения. То есть я хочу сказать, что всегда был способен на гораздо большее, чем работа телохранителя, хотя и про этот труд не хочу сказать ничего плохого…
Банда внезапно прервался, испугавшись, что никто его не понимает, да и не хочет разбираться в его побуждениях и чувствах, но, встретившись с внимательными и участливыми взглядами своих собеседников, постарался закончить мысль, высказав ее как можно более лаконично:
— Короче, я хотел сказать, что я уже не очень молод, мне целых двадцать девять лет, почти тридцать. А кто я? Что я? Я хочу снова просить у вас руки вашей дочери и хочу при этом быть уверен, что твердо стою на ногах, понимаете?
— Да, Сашенька, мы все понимаем, и ты не сомневайся… — начала было Настасья Тимофеевна, но снова отец прервал ее, поставив в разговоре точку:
— Александр, мы действительно поняли тебя. И мы все, — он обвел взглядом свою семью, — мы все одобряем твой выбор своего собственного пути. И хочу добавить вот еще что: я всю жизнь был не только ученым, специалистом в своей области, но и военным. И как военный я скажу тебе так — твоя новая работа поможет тебе послужить Родине. А это все же, что бы ни говорили в наши смутные времена, — большая честь и великая миссия для мужчины. Единственное, о чем прошу тебя, прошу, как сына, — думай, когда выполняешь приказ. В вашей работе это особенно важно, как заповедь врачей, — главное, не навреди… Ну а теперь, я думаю, всем пора спать. Уже слишком поздно.
И, поднявшись, генерал Большаков удалился в свою комнату, оставив женщинам право разместить Банду на ночь. На его первую «официальную» ночь в квартире Большаковых…
* * *
Мать поняла дочь без слов и, постелив Банде для отвода глаз в гостиной, дала дочке вторую подушку и лукаво подмигнула:
— Иди-иди, жди своего жениха. А то я не знаю, что вы и без меня все давно успели, — подтолкнула она дочку к дверям ее комнаты.
