Внизу, у подножия рукотворной кручи, плевал в ров караульный воро?тник. Когда увешанный снаряжением стрелец наклонялся, удерживаясь за перила моста, боевое хозяйство его моталось, как коровьи сиськи: зарядцы в точенных деревянных сосудиках, сумка с пулями, натруска с затравочным порохом, моток фитиля и еще отдельно роговая пороховница. Харкнув, стрелец следил за падением плевка, пока не шлепался тот вполне беззвучно о трухлявое липовое пластье, что устилало крутой откос.
– Покажь пистолет, – завистливо сказал воротник, когда Федька с ним поравнялась. Пистолет она по-прежнему несла в руке – за ствол.
– Свой надо иметь, – нравоучительно отвечала Федька.
В городе стало еще многолюднее, чем на посаде, улицы у?же, дома выше – в два и три яруса высотой, с решетчатыми надстройками – чердаками. И в самой сердцевине города укрылось третье и последнее укрепление – Малый острожек: за высоченным тыном воеводский двор. Единственная башня Малого острога выходила на соборную площадь, на противоположной стороне которой расположилась приказная изба – основательное строение в несколько комнат на подклетах, с наружной лестницей в два излома, с огромной, как башня, отдельно пристроенной повалушей. Здесь же, на площади, высился, разумеется, и собор, гудел кабак, постоялый двор, недвижно висели на огромных дубовых столбах с поперечиной два колокола – пожарный и всполошный.
В виду приказных хором, не переходя площадь, Федька остановилась и вывалила из дегтярного горшка Мезенин кошелек да столпницу. Вешняк хитро глянул и улыбнулся, ожидая и других подобного рода чудес. Но Федька самым будничным образом вручила ему алтын денег и отправила в ряды за пирогами. Сама же вернулась на кабацкий двор – умыться возле колодца и вообще осмотреться. Деньги Мезенины, во всяком случае, следовало пересчитать не откладывая, чтобы вернуть их при первой возможности вдове ямщика и детям, если такие найдутся.
Полчаса спустя они встретились с Вешняком у съезжей избы. Мальчик стоял на цыпочках, пытаясь дотянуться до узкого, едва руку просунуть окошка.
– Кто там? – спросила Федька.
– Тюрьма, – возразил Вешняк так строго и коротко, что переспрашивать Федька не стала.
Тюрьма, как можно было понять, занимала весь нижний ярус, подклет приказной избы. У соседнего оконца вертелась баба в холщовой рубахе и тяжелой клетчатой поневе – не сшитой юбке. Баба хихикала и прыскала в ответ на тяжеловесные любезности, которыми угощали ее скрытые за щелью окна сидельцы, и временами в деланном смущении закрывала себе рот. Хотя вернее было бы затыкать уши.
