- Не спорю, - говорил он, бывало, Эве, своей жене, с грехом пополам объяснявшейся по-польски, - не спорю, мне даже из практических соображений следовало бы выучиться. И все-таки я не стану ни сегодня, ни завтра, ни через год учиться этому языку. Нет и нет! Мы тут слишком близко к границе. Учить польский язык - ни за что!
- Но люди говорят тебе в лицо самые наглые вещи, Ахим!
- Ну и что же?.. Учиться по-польски, чтобы лучше понимать их дерзости! И не подумаю!
Итак, о чем шел разговор за барьером у тех четверых, ротмистр не понимал, да и не хотел понимать. Но он был не из породы терпеливо ожидающих: делать, так делать! Он хочет сегодня же днем вернуться в Нейлоэ с пятьюдесятью, а то и с шестьюдесятью жнецами; созревший хлеб, небывалый урожай ждет на корню, и солнце светит во всю мочь - ротмистру так и чудится шорох осыпающихся зерен.
- Эй! Хозяева! Клиент пришел! - крикнул ротмистр.
Те продолжают разговаривать, впечатление такое, точно спорят они не на жизнь, а на смерть, точно сейчас перережут друг другу глотки.
- Эй! Вы, там! - гаркнул ротмистр. - Я же сказал "здравствуйте!". (Он не сказал "здравствуйте".) Ну-ну, недурное общество! Восемь лет назад, даже пять лет назад они бы лебезили перед ним, раболепно ловили б его руку для поцелуя!.. Проклятое время, окаянный город - ну подождите! Там-то мы с вами поговорим по-другому!
- Слушайте, вы! - крикнул он резко, по-командирски и хватил кулаком по барьеру.
Ого, тут они стали слушать, и как еще! Такой голос им знаком. Для их поколения такой голос кое-что означает, звук его будит воспоминания. Они тотчас прекратили разговор. Ротмистр усмехнулся про себя. Ясное дело, старая муштра, она и сейчас еще оказывает свое действие - особенно на такую шваль. У них небось затряслись поджилки, как при трубном гласе на Страшном суде! Совесть у них, конечно, как всегда нечиста.
- Мне нужны жнецы! - сказал он толстому чернявому. - Человек пятьдесят - шестьдесят. Двадцать мужчин, двадцать женщин, остальное - подростки обоего пола.
- Превосходно, пане, - поклонился толстый, вежливо ухмыляясь.
- Солидный первый жнец - такой, чтобы внес залогу столько, сколько стоят двадцать центнеров ржи. Его жена будет за жалованье жницы стряпать на всю команду.
- Превосходно, пане! - ухмыльнулся тот.
- Проезд туда и ваши комиссионные оплачиваются; если люди останутся, пока не выкопаем всю свеклу, стоимость проезда вычтена с них не будет. В противном случае...
