— Папка с войны придет. «Где, — скажет, — моя гармошка? Так мне охота сыграть на ней вальс «На сопках Маньчжурии»!» А мы ему — «Продали, оголодали»? Нет, уж мы ее сохраним. Да и плохая это, говорят, примета для военного человека, когда его инструмент продают.
А голод жал.
Особенно маялся от него Витька — парень рос, а много ли в такую пору — четыреста граммов хлеба? Пашка таскал братьям свой пайковый хлеб из столовки, но Витьке все равно не хватало. Он стал пропадать из дому после школы, приходил поздно. Мать беспокоилась, однако Пашке не говорила, не подозревая ничего за Витькой плохого. Так и шло, покуда Пашка по дороге домой с работы сам не увидел брата, — тот, стоя на углу, торговал открытками, кустарно где-то изготовленными: «Люби меня, как я тебя», «Лети с приветом, вернись с ответом», «Жди!» — и еще всякое такое. Рисунок у всех открыток был примерно одинаков: в двух углах открытки — по кругу. В одном кругу — улыбающийся мужчина в костюме, с галстуком, с блестящей прической и томной улыбкой, в другом — расфуфыренная красавица. Они тянули друг к другу бокалы с вином. Между ними, посередине открытки, помещалось красное, пронзенное стрелой сердце.
Вот такими открытками торговал Витька. Он держал их в руке, раздвинув веерочком, слово карты, постукивал озябшими ногами одна об другую и покрикивал:
— А вот превосходные открыточки! Граждане, гражданки, купите! Неотразимое послание любви! Цены сходные!
Пашка, застав брата за таким делом, сначала не поверил глазам. Однако точно; Витька торгует открытками! Пашка подкрался сбоку, выхватил из веерка одну открытку, стал разглядывать.
злобно, на крике, начал он читать надпись на открытке, —
А у сердца песня!
А у песни тайна!
Тайна — это ты!..
Витька остолбенел и молчал, затравленно озираясь.
— Дай сюда! — Пашка вырвал у него пачку. — Идем, обормотина!
Гнал Витьку пинками до самого дома, приговаривая:
— У, хмырь, торгаш, спекулянт несчастный! Отец на фронте воюет, мать еле ходит, а он — глядите, люди, какой нашелся приказчик! Ну, я тебе сейчас шкуру-то сдеру!
— Я хотел, чтобы лучше! На хлебушко хотел заробить!
— Ты бы еще воровать пошел! У воров тоже и хлеб, и деньги бывают. Иди, иди давай, паразит!
Дома сдернул с Витьки штаны и давай лупить по тощей попке своим сыромятным ремешком. Мать кружила рядом, покрикивала:
— Так, так его, Павлик! Ой, это что ж, такой позор! С торгашами подпольными связался. Не дай бог, отец-то узнает!
