К трибуне, на которой сидит враг, вдали от огня, целый и невредимый. Он улыбается. Улыбается и с наслаждением затягивается паром, идущим от тел мучеников, как курильщик затягивается дымом.
«Я не буду кричать, – сказала себе Анна Магдалена. – Не буду подпитывать его…»
И мучительным усилием воли пожилая женщина закрыла рот и глаза.
И тут же вернулась к реальности. И увидела, что внучка больше не сидит у нее на коленях. Девочка поднялась и подошла к самому краю телеги. Она стояла как завороженная.
– Сибилль, лапочка, – быстро сказала Анна Магдалена, борясь с паникой. – Иди сюда, сядь со мной, а то упадешь.
Удивительно, но девочка не пошевелилась и не послушалась. Она стояла спиной к остальным, явно поглощенная зрелищем казни.
– Мари-Сибилль! – сердито окликнула ее Катрин, и в ее тоне удивление было смешано с негодованием. За всю свою короткую жизнь девочка ни разу не ослушалась старших и не промедлила с откликом на их просьбы. – Ты что, не слышишь бабушку? Иди сюда!
И все равно девочка не тронулась с места. Она словно застыла, напряженно распрямив спину, маленькая девочка с черной косичкой в домотканом платьице…
– Огонь, – произнесла она печальным, взрослым голосом кому-то дальнему, невидимому. – Матерь Божия, огонь…
Катрин тут же поднялась и, неловко ступая по соломе, направилась к девочке. И когда она проходила мимо Анны Магдалены, пожилая женщина увидела в глазах невестки странный зеленоватый блеск, выдававший присутствие врага.
Она бросилась вперед и схватила Катрин за локоть. Молодая женщина обернулась и оскалилась, но было уже поздно: другой рукой она уже задела дочь, и по ее жесту было неясно, хотела ли она схватить ее или же столкнуть…
Сибилль, стоявшая на кочковатой соломе, тут же потеряла равновесие и с криком упала с телеги. За ее криком последовали другие: крик Катрин, удивленный крик мула, крик Пьетро и собственный крик Анны Магдалены…
Таковы воспоминания моей бабушки, которые дошли до меня и от нее самой, и от богини. Мое собственное воспоминание об этом событии совсем другое. Помню, что я смотрела на огонь, и вдруг все небо засверкало и пошло рябью, как нагретый воздух над костром.
А потом оно вдруг начало таять, растворяться, и постепенно проявилась другая сцена, другая реальность. Я была так поражена внезапным изменением происходящего, что не осознавала своего существования отдельно от видения: я была полностью поглощена им.
Знакомая мне Тулуза уступила место какому-то огромному городу с широкой площадью, окруженной огромным, великолепным собором, белым мраморным дворцом, достойным самого короля, и другими роскошными зданиями, свидетельствовавшими о несметном богатстве, о Риме во всей его славе. Какой-то миг я любовалась этим величием, но уже в следующее мгновение оказалась словно в аду, и все прекрасные здания были охвачены пламенем.
