«Я должна изо всех сил стараться не пускать в свое сердце страх. Богиня поможет мне держать его на расстоянии».
Наконец Анна Магдалена поклонилась богине и медленно пошла по оливковой роще – домой.
Катрин беспокойно металась во сне, зачарованная волнующим сновидением: плакал младенец, печальный совенок, и Катрин почувствовала шевеление в набухших грудях и внезапно появившуюся влагу. Это молоко пришло, пора ребенка кормить, ее ребеночка… Но где же он, ее ребеночек?
Вдруг она увидела, что уже не дома, не в кровати, а вокруг темнота и туман. И как бы ни вглядывалась она во тьму, она не видит ребенка, хотя и помнит, что положила его рядом с собой.
Она пытается кричать: «Мари, моя милая! Куда они унесли тебя, малютка моя?»
Но слова не могут вырваться из горла. Она не может произнести ни звука, лишь слепо тычется вокруг, беспомощная, несчастная, умирая от любви к дочке и страха за нее.
Из тумана возникает темная фигура. Катрин щурится, с напряжением вглядываясь темноту, и наконец узнает свою свекровь, одетую в темное платье, с иссиня-черными волосами, распущенными, ниспадающими до пояса.
В руках у Анны Магдалены дитя.
С радостью протянула Катрин руки к дочери. Но пожилая женщина со смехом увернулась, не отдавая девочку. И чем больше Катрин пыталась отнять девочку, тем сильнее Анна Магдалена отталкивала ее и дразнила:
– Эта малютка – моя, Катрин. Лишь благодаря мне она была зачата и выношена в твоем чреве. Это я родила ее.
– Нет, нет! – закричала Катрин. – Это мое дитя! Отдай мне мою Мари!
Сардонический смех:
– Ее имя – Сибилла!
Внезапно Катрин проснулась. Она провела рукой по грудям, с которых действительно капало молоко. С того самого момента, как она зачала это дитя, страшные сны и ужасные кошмары преследовали ее, и всегда ей снилось, что свекровь убивает ее малютку. Шесть лет она жила с Анной Магдаленой в мире и согласии и даже полюбила ее. Но теперь сама мысль о ней приводила Катрин в ужас, так что она даже подумывала о том, чтобы убежать – оставить горячо любимого мужа и убежать с ребенком. Наверняка она так бы и сделала, если бы роды так не измучили ее.
«В Авиньон!» – решила она несколько месяцев назад – но почему именно туда, не понимала.
В том городе она не знала ни единой души и даже никогда не бывала. Но то был святой город, и сама мысль об этом успокаивала ее.
В темноте она повернула лицо к мужу. Пьер спал рядом с ней, медленно, глубоко дыша.
Но ребенка между ними не было.
