— Все, хватит об этом. Я устал.
— Ты не плеснешь мне немного виски?
Монти достал графин из углового шкафа с цветными стеклами и налил полстакана, не разбавляя.
— Спасибо. Я, видишь ли, подружился с зеленым змием. Тебе налить?
— Нет. — В последнее время Монти не притрагивался к спиртному.
— Я подумал: ну, ты увидишь мои письма — это пусть, ничего страшного, но не хотелось бы, чтобы их читал кто-то другой. А письма были хорошие, лучше мне уже никогда не написать. И тут эта мысль: а почему бы мне их не забрать, я же был однажды в доме, когда вы только сюда переехали.
Этого Монти тоже не знал.
— Ну, помнишь, когда ты летал в Нью-Йорк? Я заезжал тогда, и мы с Софи пили чай… в той самой комнатке. Так что я знал, где у нее хранятся бумаги. Вот и подумал: попробую пробраться внутрь, просто разыщу свои письма и заберу их. И все. Идея, конечно, дурацкая, но ночью, пока я торчал на дороге — один как перст, — она меня немного утешала. Казалось, вот же они, письма, рядом, просто пойти и взять — тем более калитка открыта…
— Ну, ты их взял? — Монти с тех пор ни разу не заглядывал в ее стол. Он боялся того, что может там увидеть. Правда, в самом начале болезни Софи сожгла целый ворох бумаг.
— Нет.
— Тогда извини, что помешал. Иди ищи дальше.
— Что, правда можно?..
— Да сколько угодно. А найдешь — убирайся к дьяволу. Я пошел спать.
— Монти, ну у тебя, как всегда, и шутки…
— Выйдешь через сад, как вошел. Спокойной ночи. — Он направился к двери.
Эдгар вскочил.
— Послушай, Монти, ты с ума сошел? Ты же не можешь так просто уйти, бросить меня!
— Это еще почему? Я, кажется, и так был с тобой чересчур любезен.
— Да, конечно, но я прошу! Пожалуйста, не уходи, поговори со мной. Мне так надо поговорить о Софи… Может быть, ты уже… но я еще нет…
— Тебе нужны твои письма?
— Нужны, но… Собственно, если ты их найдешь, ты мог бы…
— Сомневаюсь, чтобы Софи их хранила — этакие тыщи.
— Ну, пусть не все, но несколько — те, которые ей особенно нравились… Мне как раз очень бы хотелось знать, какие именно она оставила…
— Как же ты мне осточертел, — сказал Монти, но сел, не порываясь больше уходить. Впервые после смерти Софи он говорил с человеком, который знал ее и любил. Была еще мать Софи, но у нее хватало своих забот, она даже не приехала на похороны. Ему хотелось говорить с Эдгаром, и в то же время он понимал, что делать этого не нужно. Когда все кончилось, ушло безвозвратно, какой смысл обмениваться бездарными репликами с жалким призраком из прошлого?
