— Она сама вас нашла? Или кто-нибудь познакомил? — спрашиваю.
— Да…
Я не заметил, как в ее руках оказались ножницы. Большие такие, портняжные. Она бессмысленно смотрела на них, открывала и закрывала.
Щелк-щелк. Щелк-шелк.
— А кто познакомил?
Она подняла ножницы на уровень моих глаз.
— Какое вам дело?
— Если спрашиваю, значит, есть.
Щелк-щелк.
Пальцы у нее изможденные, с подагрическими суставами, ногти совсем заросли.
Я отодвинулся подальше.
— Муж, — сказала она, — ее привел мой бывший муж. Он с ней путался.
— Вот как?
— Он со всеми путался. Это все она, она. Приходит ко мне вся в белом. Вся в белом платье, а под платьем кости. Кости. Они стучат. Они стучат и не дают мне спать по ночам. Вот и сейчас она придет… Она будет ходить вокруг и руками шарить, шарить. Пока на нее не смотришь, она тебя не видит…
Я стал догадываться, что эта женщина неизлечимо больна.
— Все время ходит вокруг. Все время, — продолжала старуха. — Противная. Насылает на меня порчу. Другим все хорошее. Вот Нинке Бессоновой — и красоту, и здоровье, и мужиков. А мне все плохое, плохое. Цветы с кладбища присылает. Я их в унитазе топлю.
— Вы знаете Бессонову?
— Знаю ли я? — старуха вдруг подпрыгнула. — Знаю ли я Нинку? — и она вдруг захохотала.
Щелк-щелк, — ножницы сверкнули возле самого лица, я поспешно отскочил.
— Она тебя подослала? — старуха продолжала наступать.
— Нет…
— Она тебя специально подослала. Она тебя специально подослала… — старуха шла на меня, растопырив руки, и в бесцветных глазах ее зрачки собрались открытыми злыми точками.
За спиной послышалось, как кто-то открывает ключом дверь. Я метнулся спиной к стене и, сжимая кулаки, решил дорого продать свою жизнь. Во всяком случае, хотелось в это верить.
Дверь распахнулась, и на пороге изумленно замер Николай Петрович. Тот самый, что работал с Бессоновым в одном кабинете.
Его я меньше всего рассчитывал здесь увидеть.
— Что вы здесь делаете? — выпалил я.
— Я? — он вскинул брови. — Пришел к своей бывшей жене. Но что делаете тут вы?
— Жене? — я опешил.
— Да. Вас удивляет?
— По правде говоря…
Я оглянулся на старуху. Она стояла, бессмысленно глядя перед собой, расслабленная, сгорбившаяся, тусклая, похожая на улитку.
— Вам трудно понять, — он захлопнул дверь, подошел к женщине и стал поправлять на ней одежду. — Лет пять назад она была очень красива… Можно сказать, — он грустно улыбнулся, — первая красавица в городе. Это трудная история. Самое разумное будет попросить вас удалиться. Но вы из тех типов, которые всюду суют свой нос и не успокоятся, пока не узнают правду до конца. Кроме того, я думаю, вами движет отнюдь не любопытство.
