К краснокирпичной стене прилепилась покосившаяся палатка, в которой торговали сигаретами и всякой ерундой.
* * *
В автобусе нещадно наступали на ноги и просили прокомпостировать талоны.
Город вливался в меня своими голосами.
— Он, говорит, артист, а сам всю жизнь в клубе, на баяне…
— Разве датская колбаса — это колбаса? А окорок? Где вы раньше видели окорок без жира?
— Да куда ты со своей сумкой прешь? Не на митинге…
— Доктор, объясняю, это не грыжа. Откуда ей взяться, грыже-то…
— Вы, гражданин, локти при себе держите… Что значит, вам моя грудь мешает? Никому не мешает, одному ему…
— Говорят, на фабрике зарплату хозяйственным мылом выдают… Теперь будут мылом закусывать, без всякого предварительного застирывания…
Город возвращался с работы по домам, квартирам, коммуналкам, койкам в общежитиях, чтобы затаиться до утра. Он обволакивал меня и сам оставался бесстрастным…
* * *
Через четверть часа мы уже сидели под продуваемым ветром полосатым тентом летнего кафе. Еще только смеркалось и сквозь поредевшие узоры деревьев проглядывал раскаленный шар заходящего солнца.
Эдгар был таким же, как пять лет назад, когда провожал меня в аэропорту Шереметьево. Мы рассчитывали скоро встретиться вновь. Но незаметно прошло слишком много лет…
В оправдание могу сказать — я всегда помнил об Эде…
— За границу больше не ездишь? — Эдгар прикуривает сигарету. У него дурная манера постоянно держать сигарету в уголке рта. От этого один глаз всегда щурится, и лицо приобретает брезгливое выражение.
— Нет. Медкомиссию не прошел.
— Понятно… А я всегда, как кино про шпионов смотрю, тебя вспоминаю.
— В кино все выглядит по-другому.
— Конечно. Это я так, к слову. А чем теперь занимаешься?
— Работаю в журнале…
Сумерки продолжают наступать на город, улицы постепенно пустеют. Я рассказываю историю с аварией, и когда дохожу до того места, что машина будет готова только в понедельник, Эдгар перебивает:
— Подожди. Еще кофе, пожалуйста, — обращается он к официанту.
— Мы уже закрываем, — невозмутимо отвечает официант.
— Пойдем ко мне? — предлагает Эдгар. — Я имею в виду лабораторию. Там, заодно, подумаем, где тебе сегодня ночевать. Я ведь сам после развода в общежитии…
— Хорошо. В лабораторию, так в лабораторию.
Мы идем по сумеречным улицам, и наши шаги тонут в шорохах города. В глубине тусклого неба уже замерцали первые звезды. С реки потянул промозглый ветерок. Я поднял воротник плаща. Мы дошли до моста и остановились. Облокотились на чугунные перила, посмотрели, как под мостом проплывает баржа.
