Подойдя к самолету, командир и штурман продолжили начатый в пути разговор. У Журавлева не выходил из головы вчерашний полет Бочкарева. Кто-то пойдет на задание сегодня. Трудно, рискованно, может быть едва осуществимо, но кто-то же пойдет.
— Ведь задание никто не отменял, — уже вслух сказал Журавлев. Он хотел лететь. Он хотел пойти к командиру полка и прямо сказать об этом.
— Не отменяли…
— Значит, мы должны быть готовы к такому полету. Могут послать, а?
Турин полез за портсигаром и только затянулся папиросой, шумно выдохнул:
— Не приведи господь…
— Ну а если полетим? — спросил, уже горячась, Журавлев.
— Тяжко будет, командир. Задача со многими неизвестными.
Молчавший до того Рычков обратился к Чижову:
— А что, если явиться к ним утречком: «Гутен морген, господа завоеватели!» И в подарок — трехтоночку. Представляешь, что будет, если накроет их целая дивизия! Аэродром вывернется наизнанку, земля с небом смешается. И тогда их песенка спета. Вот так, малыш…
Журавлев был охвачен необычной идеей ответного удара. Рычков распалял в нем желание лететь. И командир ликовал, когда техник сообщил новость:
— Инженер приказал нашу машину готовить в первую очередь.
— Полетим — это уж точно. — Рычков азартно потирал руки. И тут же обратился к Журавлеву: — Товарищ командир, между прочим, Нина Малькова подозрительно красиво выводила вашу фамилию.
Нина служила в роте связи. Когда полк улетал на задание, она на большой черной доске писала фамилии командиров кораблей. Отмечала, когда экипажи проходили контрольные рубежи, наносили удар. Так командиру полка легче следить за полетом дальних бомбардировщиков.
Вечером Журавлев, как бы ненароком, всегда заглядывал на КП.
— Счастливо оставаться, Нина!
— Счастливого полета! — отвечала она. Волшебными были для Журавлева ее слова, и, когда он шел к самолету, ему казалось, Нина все повторяла их. Он хотел, чтобы Нина ждала его и думала о нем. Мечтал о таком задании, на которое пойдет лишь его экипаж. Тогда Нина напишет только его фамилию. Одну. Будет следить за его полетом. И ждать… ждать… ждать…
Разумеется, это было тайной. Сейчас ему показалось, что Рычков разрушил ее, что-то неожиданно погасил.
Журавлев не хотел продолжать разговор. Он молча смотрел на небо. Оно было нежно-голубое, чистое-чистое. Только одно облачко неизвестно откуда появилось, как царапина на небосклоне.
За него ответил Турин:
— Знаешь что, Паша, у Нины просто хороший почерк! У тебя такого не будет…
