Каждый комплекс имеет три разновидности: бой при обороне замка, бой при нападении на замок, битва в открытом поле. Каждая композиция молнии имеет три тональности. Я пока освоил два комплекса: волчий и рыцарский. «Лесной зверь» — это хорошо, но вот с рыцарями когда мне драться и ради чего? Рыцари есть только в Селентине и в Мартоне, а с Мартоном войны уже не будет.
Впрочем, каждый комплекс — это новая музыка и новые грани совершенства. Если Храм дарит радостных ощущений больше, чем необходимо для воина, — тем лучше! За все заплачено! И все впереди!
За семь лунных долей можно столько успеть…
Днем Лайк слишком долго смотрел на небо, а вечером слишком рано лег спать. Слишком рано ложиться спать, как известно, не свойственно природному селентинцу. По вечерам природный селентинец спрашивает Луну о своей участи.
Нынче Лайку многое не нравилось. Ему не нравились ярки. Ему не нравилось, что в Верхопутье мы пришли 14-го селентина, а 16-го уже отчаливал «Цветок». И само собой, ему не нравилось, что скоро новолуние.
Луна стала узкой. Доля Вэйборна — последняя доля убывающей Луны. Но ведь опасна лишь сама ночь новолуния, единственное время, когда судьба против всех нас. Зачем страшиться ее заранее, с первых дней лета? Новолуние пройдет, и нам достанется чистый прекрасный год, шесть растущих долей, полная Луна и время перемен вплоть до 30-го вэйборна следующего оборота.
Порассуждать перед сном — любимое занятие природного селентинца.
Я попрощался с ночью и отправился спать. Возле молельни Лайка я задержался и прислушался. Некоторые рыцари бормотали во сне, стремясь удержать губами скользящие мотивы молнии, я слыхал такое не раз. Но Лайк шептал нечто иное.
Я стоял, слушал и никак не мог разобрать. Наконец, я понял.
— Уходить… Уходить… Уходить… — сквозь сон шептал Лайк Александр.
Ночь. Лето. Влажные ароматы ирисового…
Я открыл глаза и спросил себя: «Почему я проснулся?»
Неужели опять? Неужели это входит в цикл обучения и пробуждения отныне будут только такими?!
— Гилденхом! — позвал Лайк.
Я вскочил.
Он стоял в дальнем темном углу.
— Идем. Я хочу, чтобы ты слышал.
Мы вышли на террасу и тихонько спустились вниз по лестнице.
Храм был совершенно пуст, небо вбирало его в себя. Я думал о пустой чаше.
Лайк приблизился к подножию цветка. Дверь отворилась. Он вошел.
Я помедлил — и ступил за ним.
Тусклый фонарь освещал фигуру жреца. Не сказав ни слова, жрец развернулся и двинулся вверх по винтовой лестнице. Свет фонаря позволял с трудом разбирать ступеньки.
