Три злополучных матроса время от времени перешептывались с Алексом, мешая ему допрашивать Макэндрюса.
- Был ли пузырек с наркотиком под определенной койкой, когда вы его нашли, сэр?
- Не совсем, - невозмутимо ответил главный инженер. - Коробка лежала на полу, наполовину скрытая койкой.
- Итак, вы не можете утверждать, что она принадлежит мистеру Тауку? Алекс старался изо всех сил, пытаясь выиграть это безнадежное дело. Таук уже во всем признался на ДН-допросе. У него было право отказаться от своего признания, но это обратилось бы против него. И Алекс старался найти улики, которые поставили бы этот допрос под сомнение.
- Я не знаю, кому она принадлежит, мистер Тамаров. - Главный инженер оставался спокоен. Другие свидетели опознали коробку и подтвердили, что она принадлежит Тауку.
- Сэр, вы можете опровергнуть утверждение, что мистера Таука подставил другой матрос?
- Да. - Алекс удивился и в то же время встревожился, но у него не было выбора. Он должен был дать возможность главному инженеру ответить, Очнувшись после того, как его оглушили выстрелом станнера, мистер Таук попытался ударить мистера Вышинского по лицу.
- Но, может быть, он считал, что его оглушили несправедливо?
- Возможно, - ответил главный инженер, хотя, судя по тону, сам в это не верил.
В своих свидетельских показаниях я мало что мог добавить, лишь во всех подробностях рассказал, как мистер Вышинский навел порядок. Сэнди и Алекс слушали меня без особого интереса.
Процесс был просто ритуалом. Чтобы установить истину, достаточно было ДН-допросов. Однако мы по-прежнему соблюдали формальности как в гражданском, так и в военном судах: защитники, обвинители, свидетели. Почти во всех случаях исход был предрешен.
Во время перерыва я забрел в кают-компанию пассажиров. Хотелось немного отвлечься, поговорить с кем-нибудь, с миссис Донхаузер или Ибн Саудом. Но их там не оказалось. Я увидел едва знакомых мне двух пожилых пассажиров, читавших головиды, близняшку Трэдвелов, которая писала игровую программу, время от времени проверяя ее на экране, и Дерека Кэрра - худого, высокого, аристократичного. Заложив руки за спину, он изучал висевшую на стене голограмму галактики.
Я подошел к нему и тихо сказал:
- Примите мои соболезнования, мистер Кэрр. У меня не было случая поговорить с вами после смерти вашего отца.
- Благодарю вас, - холодно ответил юноша, не отрываясь от голограммы.
Ему явно не хотелось разговаривать.
