— Этюд в багровых тонах, — вслух подумал и усмехнулся Леденев,
— Вы о чем это? — спросил стоявший рядом Ковтун. — А, вспомнил... У Конан-Дойля есть повесть с таким названием.
— Есть, — согласился Леденев. — Вот мы и в открытом море...
«Ракета» принялась круто ворочать влево, выходя на курс в Балацкую бухту.
...Вчера Леденев вернулся в санаторий, когда отдыхающие уже отужинали и веселились в клубе.
Юрий Алексеевич медленно поднялся в свою палату. Ковтуна в ней не было.
Не зажигая света, Леденев закурил и подошел к окну. За окном были кипарисы, веселый, многое повидавший на своем веку город, за окном было море.
Ему захотелось вдруг лечь, уткнуться головой в подушку, лежать так и ни о чем не думать.
В дверь постучали.
Помедлив, Леденев негромко произнес:
— Войдите!
Дверь распахнулась, и в палату вошел сержант милиции. Не видя никого в темноте, он отступил назад. Леденев включил настольную лампу.
— Вы ко мне? — спросил он.
— Так точно, товарищ майор! Третий раз приезжаю. От полковника Нефедова. Вас ждут.
На вечере у Нефедова, где Юрия Алексеевича встретили весьма сердечно, Леденев ничего полковнику о событиях дня не рассказал. Говорили о Поморске, жена Нефедова и сам хозяин расспрашивали о сослуживцах, все было мило и непринужденно. Леденев вернулся в санаторий, когда Иван Никитич уже спал.
Утром полковник Ковтун рано разбудил Леденева и сказал, что если тот хочет попасть сегодня, как собирался, в Балацкую бухту, то надо смываться из санатория до завтрака, иначе — хана. Пашка грозился выставить охрану и заарестовать майора-полуночника, а заодно и своего несносного дядю.
Они успели на первую «Ракету», и сейчас Иван Никитич затеял разговор о необходимости сделать налет на ракетский буфет, который, по данным Ковтуна, уже открыт.
Ни о Седом, ни о находке Игоря Миронова Юрий Алексеевич доктору, как и Нефедову, ничего еще не рассказал.
— Вы идите, Иван Никитич, мне не хочется, — сказал Леденев. — Постою тут, подышу соленым воздухом...
— Ладно, дыши, майор, дыши... А я на твою долю что-нибудь прихвачу тоже.
Ковтун ушел.
«Ракета» легла на курс, и теперь перед Юрием Алексеевичем расстилалось открытое море. Он решил, что для его размышлений лучше иметь перед глазами понтийский берег, и двинулся вдоль надстройки на корму, намереваясь перейти там на левый борт.
Когда Леденев миновал надстройку и вышел на корму, он увидел там Седого.
Седой стоял вполоборота к Юрию Алексеевичу и смотрел на Лысую Голову.
