Без этой работы она думала бы, что для успеха ей не хватило одного дня.
Милли нужно было еще сделать миллион разных вещей, но, выйдя из ресторана, она направилась к галерее, чтобы последний раз взглянуть на свою работу, выставленную в витрине.
И вдруг она увидела это. Она резко, словно от удара, повернула голову, и очень красивое лицо связалось для нее с очень красивым именем.
«Дом моды Коловских».
Золотые буквы сверкали на фронтоне здания. Сотни раз она видела эту вывеску, но даже не прочитывала слова. А сейчас она с огромным интересом рассматривала витрину, оформленную с большим вкусом и элегантностью. Она совсем недавно флиртовала не с кем-нибудь, а с самим Леонидом Коловским.
Вот так штука!
Она видела его портреты и читала о нем в журналах. Он – любимец бульварных изданий, кутила и повеса.
Милли рассмеялась. Она кокетничала с самым знаменитым распутником Мельбурна.
Ох, надо рассказать Антону.
На прощанье она еще раз взглянула на манекены в витрине. Ей очень хотелось бы носить нечто столь же изысканное. Но она не могла позволить себе это. Вздохнув, Милли направилась к соседнему зданию, в котором размещалась галерея Антона. В данный момент она вообще ничего не могла себе позволить. Так начинали все художники, напомнила она себе. Но ее оптимизм начинал слабеть.
Скоро она не будет борющимся художником.
Вместо этого она станет учителем.
Милли остановилась у входа – ей не хотелось, чтобы Антон увидел слезы ее прощания с мечтой.
– Какая ваша? – Милли так ушла в свой мир, так погрузилась в свои мысли, что не заметила подошедшего, не почувствовала, что рядом кто-то есть.
Но сейчас ее нервы напряглись. Это не кто-то. Это Он.
– Вот, – дрожащей рукой она указала на небольшую картину, написанную маслом.
На картине было поле с травой и цветами, каждая былинка словно улыбалась, каждый цветок имел собственное выражение. В центре стояла деревянная фигурка ребенка, у фигурки отсутствовали черты лица. Это была глубоко личная работа, она будила в Милли эмоции и воспоминания, и ей стало бы больно, если бы картину продали. В то же время она надеялась, что именно эта вещь будет продана первой и положит начало ее карьере художника.
– Вы накурились наркотиков, когда писали это? – спросил мужчина.
Милли улыбнулась – не столько вопросу, сколько его выговору. Его английский был великолепен, но он говорил с таким удивительным акцентом, что даже и это довольно обидное замечание звучало сексуально.
Один – ноль в его пользу.
