Но то, что она успела увидеть, давало ей повод надеяться.
Когда Бесси закончила шнуровать платье, Изабель взяла в руки свое серебряное зеркало. Отодвинув его от себя на вытянутую руку, она попыталась оглядеть себя с ног до головы.
– Это платье не для тебя, куколка.
Изабель заглянула в зеркало.
– Не говори глупости, Бесси. Что не так? По-моему, оно прекрасно. – Но на шеках предательски заалел румянец.
Бесси причмокнула языком и покачала головой.
– Оно не совсем прилично, вот что не так. Понять не могу, о чем думал твой дядя, когда выбирал такое платье для невинной девушки.
А Изабель могла понять. И, судя по тому, что она видела в зеркале, он знал, что делал. Женщина, которая смотрела на нее оттуда, отнюдь не походила на невинную скромницу. Темно-рыжие волосы были высоко уложены короной. Ее поддерживала диадема с жемчугами, которая была на ней во время обручения. Платье из тончайшего золотистого шелка подчеркивало молочную белизну кожи. Пунцовели пухлые губы. Немного уклончивый взгляд лиловых глаз придавал ей вид настоящей соблазнительницы.
Но наибольшее впечатление, конечно, производил фасон платья. Именно благодаря ему она выглядела столь обольстительно экстравагантной. Наряд, в который ее обрядил дядя, не претендовал на то, чтобы считаться модным. В известной степени он напоминал тот, в котором она приехала сюда. Никаких накладок, никаких буфов, никаких гофрированных воротников. Под платьем был только тонкий чехол. Мягкая золотистая ткань облегала тело, подчеркивая каждый изгиб, каждую линию, не оставляя никакой пищи воображению.
Однако не это вызывало у нее смущение, а лиф, который открывал взорам практически всю ее грудь. Он был жутко тесным – на него ушло совсем немного материи. И поэтому, если бы ей пришлось сделать вдох полной грудью, она просто выскочила бы из платья.
Изабель редко надевала драгоценности, но сегодня решила сделать исключение. Теперь ее красоту оттеняли отборные изумруды в изящной золотой оправе, которые ей оставила мать, – каплевидные серьги, браслет и кулон. Эти драгоценности были единственным, что осталось от нее. И она дорожила ими прежде всего за то, что они соединяли ее с прошлым, которого она уже никогда не узнает.
Испытав легкий шок от своего двойника в зеркале, Изабель постаралась скрыть дрожь в голосе. Она знала, что ей нужно встряхнуть Рори и заинтересовать его, но понимала, какого рода внимание может вызвать ее наряд. Эта мысль заставила задрожать ее от ощущения опасности и чего-то еще. Наверное, от предвкушения.
