– Может, алкоголь тут не при чем, – говорю я.
Виктор открывает глаза и с недоумением смотрит на меня.
– Кто там? – спрашивает он.
– Гордон. Стоит у дверей с охапкой поленьев.
– Ох, – вздыхает Виктор. – Что ему надо?
– Отдать нам дрова, – объясняю ему.
– Это что? Подарок? Ох, ох, тогда придется встать, – говорит Виктор. Опираясь на руку, начинает выбираться из постели. Но он слишком слаб, рука не выдерживает. Замирает, опершись на локоть. Собирается с силами. Сидит неподвижно.
– Хилари, – обращается он ко мне после долгой паузы. И, как будто сделав открытие, объявляет: – Мне нехорошо.
Час спустя Виктор еще в постели. Но на нем уже фланелевая рубашка, и он сидит. Гордон пристроился в ногах, на коленях тарелка с завтраком. Я сижу у камина, наслаждаясь теплом. Впервые с тех пор, как поселились здесь, мы разожгли камин. И впервые за много недель я приготовила тосты по-французски, – любимое блюдо Виктора. Купила в булочной настоящий французский хлеб, а приправ у меня достаточно, получилось очень вкусно. Виктор не может есть. Сегодня одно упоминание о пище вызывает у него тошноту. Жалуется, что даже зубная паста напоминает по вкусу какое-то блюдо.
– Так вот, – говорит Виктор Гордону, – сейчас расскажу тебе, чем ты занимался, скажем, четвертого июля[11] десять лет назад. Постой, сколько же тебе было? На три года моложе меня. Ах! Совсем еще ребенок! Ты был… дай-ка подумать… на эспланаде, любовался фейерверком.
– Естественно, я был на эспланаде, – соглашается Гордон. – Что же удивительного?
– Ладно, ты был на эспланаде не один, – Виктор задумывается, нахмурив брови, – ты был со своей подружкой. А через несколько месяцев до тебя дошло, что ты не оправдал ее надежд: ей-то хотелось провести эту ночь с тобой в постели, – а ты не догадался.
– Нет, догадался, – возражает Гордон. Откинувшись назад, многозначительно поднимает палец. – Мы занимались любовью, и это было потрясающе.
– До сих пор помнишь? Подумать только, сколько лет прошло, а он помнит! – восклицает Виктор. – Должно быть, действительно было потрясающе.
Протягиваю Виктору стакан апельсинового сока, а он смотрит на него с таким отвращением, будто сок радиоактивный.
– Мы занимались любовью на лодочной пристани Бостонского университета, на дощатом настиле, который соединяет две велосипедных дорожки. Фейерверк заканчивался, небо озаряли последние вспышки, это было грандиозное зрелище.
– У-у-у, а я-то волнуюсь, – говорю я, – если занимаюсь этим в другой комнате.
