Он неизменно соглашался на все ее предложения, с готовностью следовал за ней повсюду. С некоторых пор он взял себе за правило встречать ее после занятий. Она обычно возвращалась домой с подружками, поскольку они все жили по соседству, а он шел сзади, не сводя с них настороженного взгляда.
Пару раз она пыталась подозвать его, познакомить с девочками, но он только мотал головой и держал дистанцию.
— Странный он какой-то, — сказала ей как-то Лариса, ее самая близкая подруга. — Прилип к тебе, как тень. Ей-богу, не пойму, зачем тебе это надо?
Маша и сама уже задавалась этим вопросом. Ее все больше тяготило создавшееся положение. Все ее усилия не давали результата. Его абсолютно не интересовали ее рассказы о художниках и писателях. Книги, которые она давала ему, так и оставались непрочитанными, по крайней мере он не мог вспомнить ни имен героев, ни основных событий. У нее создалось впечатление, что он просто не слушает и не вникает ни во что.
Она пыталась говорить об этом с матерью, но та только отмахивалась, говоря, что в таком деле нужно терпение и что легких побед не бывает.
Однажды они возвращались на электричке из Москвы после посещения Третьяковки. Коля, как всегда, был безучастен к увиденному. Маша вдохновенно рассказывала ему о картинах, пытаясь пробудить хоть какой-то интерес, но, поняв, что все бесполезно, сникла и замолчала.
Лишь у одной картины он встрепенулся и слегка ожил. Сильной квадратной ладонью, как крабьей клешней, сжал ее запястье.
— Во кровищи-то! Это что?
Машу поразило выражение жадного любопытства на его лице.
— Это Репин, — сказала она, осторожно высвобождая руку.
— А за что он его так?
— Репин — это художник. Я же тебе рассказывала о нем. А картина называется «Иван Грозный и сын его Иван». Царь Иван Грозный в припадке безумия убил своего сына.
— Круто! А чем?
— Посохом своим. Видишь, на ковре лежит.
Коля подошел к картине и прикоснулся пальцами к стеклу, покрывавшему ее.
— Не трогай, пожалуйста, нельзя, — поспешно сказала Маша.
Коля повернулся к ней, осклабившись.
— Чё, думала, возьму? Не бойсь. А хорошая палка, — продолжал он, повернувшись к картине. — Тяжелая. С такой ничего не страшно. Во, гляди, старый какой, дохлый, а такого здоровяка урыл.
— Вот и убивается теперь, как опомнился, — тихо сказала Маша.
— А чё убивается-то?
— Ну как же? Ведь человека убил, сына. Страшно.
— Видать, было за что, — отрезал Коля, и по его тону Маша поняла, что приговор этот окончательный и обжалованию не подлежит.
