Этих нескольких предварительных замечаний достаточно,
чтобы отделить гностический тип "знания" от идеи
рациональной теории, в том смысле, как греческая философия
понимала этот термин. Еще осмысление понятия "знание"
подкрепляется тем фактом, что гностицизм дал подлинных
мыслителей, которые раскрыли сущность секрета познания в
тщательно разработанных, содержащих доктрину системах. Они
часто использовали в своих толкованиях абстрактные понятия,
имевшие предшествовавшее употребление в собственно
философии, что благоприятствовало возникновению сильной
тенденции среди теологов и историков объяснять гностицизм
воздействием греческого идеала познания на новые
религиозные силы, возникшие в это время, и еще более --
на становление христианской мысли. Настоящее стремление к
теоретизированию обнаружилось в более высоком типе
гностического умозрения, подтверждением чего являются труды
Отцов ранней Церкви; это и привело Адольфа фон Гарнака к
его известному утверждению, что гностицизм был "острой
эллинизацией христианства", в то время как более медленная
и более размеренная эволюция ортодоксальной теологии была
представлена как "хроническая эллинизация". Эта медицинская
аналогия предназначена не для того, чтобы охарактеризовать
эллинизацию как болезнь; но "острая" стадия, пробудившая
ответ здоровых сил в организме Церкви, воспринималась как
необдуманная и потому разрушительная; протекание подобного
процесса в его более осторожной и менее эффектной форме
привело к объединению тех аспектов греческого наследия, из
которых христианская мысль действительно могла извлечь
выгоду. Понятное и как диагноз, и как определение
гностицизма, оно все же не охватывает полностью оба термина
-- "эллинизацию" и "христианство", составляющих
формулу. Оно трактует гностицизм как исключительно
христианский феномен, тогда как последующее исследование
определило его как более широкую область; и оно дает дорогу
эллинистическому проявлению гностической концептуализации и
понятию гносиса как такового, которое в действительности
лишь тонко маскируется разнородной духовной сущностью. Она,
эта сущность, является изначальной, т.е. не производной
природы, что разрушает все попытки установить ее
происхождение, и это беспокоит больше, чем ее внешнее
выражение. В идее "знания", великом лозунге данного
движения, следует подчеркнуть то, что объективность четко
сформулированных систем умозаключений, имеющих отношение к
Богу и вселенной, -- автономное достижение этой
сущности, а не подчинение ее заимствованной теории.
Объединение практического, спасительного понятия знания с
теоретическим искуплением грехов в квазирациональных
системах мысли -- рационализация сверхъестественного --
было типичным для высших форм гностицизма и дало
начало неизвестному ранее роду умозрения, который после
этого никогда уже не исчезал из религиозной мысли.
