— Что, дед звонил? — спросила неожиданно Надя и рассеянно стряхнула пепел за окно. Наташа кивнула, радуясь перемене в мыслях подруги.
— Ага, дедуля. Каждый раз спрашивает, когда я от Пашки уйду. Не любит он его.
— Мудрый старец, — заметила Надя. Наташа фыркнула.
— И ты опять туда же?! Ну, уйду я от него и что? Жить мне где? В халабуде нашей?!
Все Наташино семейство, состоявшее из матери, деда и престарелой тетки, ютилось в маленькой двухкомнатной квартирке на другом конце города. Дом стариков. Наташа была поздней, на пятнадцать лет младше своей сестры Светы, которая давным-давно вышла замуж и уехала в Харьков, и о том, что сестра все еще жива, Наташа знала лишь по редким, примерно раз в два года телефонным звонкам — для Светы и сестра, и семья давно стали чужими людьми, и, откровенно говоря, Наташа ее никогда и не видела и не знала в лицо. Отец по иронии судьбы умер от инфаркта через несколько дней после рождения второй дочери, вероятно не выдержав нечаянной радости. Мать, бывший терапевт, была на пенсии, а сколько лет деду, Наташа, к вящему своему стыду, все время забывала — дед был очень старым, очень назойливым и очень хитрым. Наташа помогала им, чем могла, и любила, как могла, но возвращаться в квартиру, из которой сбежала пять лет назад, не хотела. Иногда ей казалось, что ее жизнь не просто изменилась с замужеством, а вообще перенеслась в некую иную параллельную плоскость, а параллельные плоскости, как известно, не пересекаются.
— Нет уж! — повторила она так сурово, словно Надя приказывала ей уйти от мужа сию секунду, в случае отказа угрожая страшной смертью. — И напрасно ты его мудрым обзываешь. Он вот не хочет, чтоб я рисовала. Каждый раз достает — не нарисовала ли я что-нибудь. Он вообще считает мои способности к рисованию чуть ли не родовым проклятием.
Надин взгляд выразил заинтересованность. Она отхлебнула из рюмки, потом, облизнув губы, спросила, но уже без интереса:
— Так значит, способности все-таки есть?
— А, иди ты?! — разозлилась Наташа и протянула руку за своей рюмкой, в которую Надя как раз выливала, «выжимала» остатки вина. Вино «Ркацители», из дешевых, было легким, пилось, как вода, и, катая порцию на языке, Наташа неожиданно поймала себя на трусливой мыслишке: уж лучше бы Надя принесла что-нибудь посерьезней, системы «Союз-Виктан» — послать к чертям кухню и Пашку и напиться вдрызг, как это делала Надя. Обычно она пила мало — алкоголь не доставлял ей особого удовольствия, но тут захотелось — бывает, что ж поделать? — это тоже жизнь.
