Свергнутая с небес | страница 69



Глава 9

Вечером на квартире Марковой, в Питере, Шубин пил водку с Крымовым.

Женя прилетел вечером, Игорь его встретил, сначала они посидели в ресторане на Невском, потом, взяв водки и закуски, поехали к Марковой. Оба понимали, зачем Крымов в Питере, оба думали о Земцовой, но говорили об убитом «настройщике».

– Она так и сказала – «настройщик»? Это она придумала?

– Да, она сказала, что ей лень произносить «продавец музыкального магазина», поэтому придумала настройщика.

Юля незримо присутствовала и связывала собой весь разговор.

– Кому понадобилось его убивать? – Крымов как никогда был расстроенным и говорил, как показалось Шубину, чтобы просто что-то произносить, как-то заполнять тишину кухни, где они убивали свою тоску по хорошим временам, по той бесшабашности и той щенячьей радости, которые сопутствовали их дружбе, когда они только начинали работать вместе. В те благостные времена все они были более легкомысленны, им нравилось рисковать, и с ними всегда рядом находилась Земцова, которую оба они любили и присутствие которой заставляло их совершать великие глупости. Однако каждый из них в свое время предавал других, и теперь они стыдились этих воспоминаний – хотелось думать лишь о хорошем, радостном, чистом. Водка помогала им в этом. Она расслабляла, чувства, которые они испытывали, становились ярче – хотелось впасть в сентиментальность, забыться, захлебнуться в слезах и раскаяться даже в тех проступках по отношению к друзьям, которых и не было…

И снова, помимо Земцовой, в кухне незримо витал призрак убитого «настройщика». Шубин рассказывал Крымову о любви покойного Маркова к своей гражданской жене.

– Пойми, мы вот живем без оглядки, предаем тех, кого любим, словно знаем наперед, что нас простят, нас оправдают, и даже не допускаем мысли, что однажды можем потерять все… Другие же мужчины, чувствительные, ранимые, встречающиеся крайне редко и живущие совершенно по другим нравственным законам, обладают бесценным даром любви…

– Шубин, я сейчас разрыдаюсь… – Крымов не сдержался и притворился плачущим.

– Я могу показать тебе письма, которые этот настройщик писал племяннице о своей возлюбленной. Это же белые стихи! Это лирика, это истинная любовь, в каждой строчке, в каждом слове, посвященном его Ларисе. Он одухотворял каждый ее шаг, каждый поступок, каждый взгляд… Он был счастлив своей любовью…

– Ты – циник, Шубин. Говоришь о любви какого-то настройщика к своей жене, в то время как сам ты бросил жену, когда она была беременна… Ты даже не навещал ее в роддоме и свалил всю ответственность за физическое и психическое состояние Женьки на кого? На меня. И после этого ты смеешь произносить вслух слово «любовь»? Ты восхищаешься степенью любви другого мужика, не понимая, что и сам мог любить, и любовь твоя была бы взаимной. Кто мешал тебе все силы души направить на это благородное чувство?