Она подошла поближе, и вся обратилась в слух.
– Вам, Машенька, совершенно нечего бояться. Я уверен, что эти бирки не имеют к вам никакого отношения. Вам и Аня наверняка об этом говорила. Так что прямо завтра утром, не мешкая, пойдите в милицию и расскажите наконец, что же с вами случилось. Амнезия – это временная потеря памяти. Но когда она к вам вернется, одному богу известно. И только компетентные органы в состоянии помочь вам обрести хотя бы дом. А когда вы узнаете свой адрес и увидите свой дом, то многое в вашей голове прояснится. Это же очевидно!
– Я и сама хотела уйти отсюда поскорее, потому что чувствую, как мешаю вам. У вас налаживаются отношения, а здесь… я.
– Да дело не в нас с Аней, а в вас, Машенька. Я же пекусь сейчас только о вас. Вы нам нисколько не мешаете. Больше того, признаюсь, я даже благодарен вам за то, что вы пусть и невольно, но поспособствовали нашему с Аней сближению. Ведь не было бы вас, она бы не обратилась ко мне за помощью. Она редко когда звонила мне прежде и всячески делала вид, что ей хорошо живется и одной. Но я-то знаю женскую природу и понимаю, что у каждой женщины должен быть мужчина. Она знает, что я люблю ее и никогда не брошу. Она для меня – все…
Анна, слушая их диалог, вдруг улыбнулась, представив себе, что все, что она сейчас услышала, рассчитано именно на то, что она, стоя под дверью, услышит. А как иначе объяснить то, что Гриша таким вот опосредованным образом объясняется ей в любви. Неужели все это для того, чтобы вернуть ее, чтобы уговорить ее поехать с ним в Израиль? Неужели для него это настолько важно, что он опустился до таких грубых методов?
Ей захотелось распахнуть дверь и сказать, что он рассчитал все верно, что она все слышала, но вместо этого вернулась в гостиную. Взяла в руки вязанье, и перед ее глазами замелькали цветные петли. Она ровно дышала, расслабилась и на какое-то мгновение даже успела почувствовать себя счастливой. Ведь Гриша любит ее, разве этого мало? И даже сейчас, ночью, он, вместо того чтобы спать, убеждает Машу как можно скорее покинуть эту квартиру, чтобы наконец обосноваться здесь самому в прежнем, пусть и обновленном качестве ее мужа, мужа Анны. Понятно, что ему совершенно нет дела до Маши. Каждое его слово питается лишь его эгоизмом и желанием избавиться от нее, но ведь и его можно понять… Оранжевая петля, черная, желтая… И снова возникло лицо Матайтиса. Она ловила себя на том, что думает о нем постоянно и что, где бы в квартире она ни находилась, ей всюду мерещится Максим с блуждающей, порочной улыбкой на губах. И она хочет от него этой порочности, этого желания, и хочет, чтобы он приходил к ней чаще, чтобы хотя бы мечтать о нем.
