Если Аня стала более приветливой в своей роте, то вне ее вела себя по-прежнему. На это были причины: батальонные, полковые и даже дивизионные офицеры часто навещали передний край. Они бродили по окопам, беседовали с младшими офицерами, с солдатами; политработники проводили читки газет, политинформации, сообщали новости или просто оставались наблюдать за противником. Это пугало Аню, пугали их взгляды, их слишком продолжительные визиты в расположение роты.
Поговаривали о наступлении. Длительная оборона изнуряла солдат не меньше, чем длительное наступление. Поэтому-то все, от солдата до генерала, стремились как можно скорее прорвать фронт и гнать противника пока хватит сил.
Шкалябин все эти дни точно не замечал Аню. В землянку он заходил лишь перекусить, побриться да отдохнуть. Роты получали пополнение. Зато Пашка целыми днями увивался возле девушки. Но разговоров не заводил, а только молча смотрел на нее да предлагал мелкие услуги.
Однажды Аня спросила:
— Почему бы тебе не пойти во взвод?
Сперва Пашка смутился, но потом ответил ядовито-вызывающе:
— А тебе какое дело! — и отвернулся.
Аня выждала, пока он успокоится — поняла, что спросила невпопад, под горячую руку.
— Паша, а ведь тебе больше подходит быть с солдатами, чем, скажем, с командиром роты.
— Это почему? — сверкнув глазами, спросил он.
— Потому… потому что… но ты это сам понимаешь. — Аня не хотела вторично обидеть его, сказав: «Потому что ты связной, ординарец».
— Мне, может, это нравится, — окрысился связной, но так, незлобиво. — Вот если бы… — Пашка осекся, — да что тебе говорить, тебе не понять!
— А вдруг пойму?
— Поймешь?
— Да, если хочешь, да, пойму! — она повысила тон.
Пашка исподлобья глянул на санинструктора, прикусил в нерешительности нижнюю губу, вздохнул.
— Хоть и поймешь ты, а мне от этого не полегчает.
Аню его упрямство неприятно кольнуло, она замолчала, делая вид, что занята сортировкой медикаментов.
Пашка посопел, вышел. Но через полминуты он снова раздвинул плащ-палатку и сказал решительно и зло:
— Если ты этого хочешь, то я сегодня же отпрошусь в окопы! — И с шумом взмахнул плащ-палаткой.
Аня оторопело выпрямилась, улыбнулась.
Солнце косыми неяркими лучами скользило по земле. Лиловые овчинки облаков ползли по небу. Воздух казался вытканным из паутины. Окопы пылали душным и тяжелым жаром.
Пашка сидел с Алехиным и о чем-то тихо говорил. Минные шлепки и повизгивание пуль вперемежку с дробными цепочками пулеметных очередей напоминали о войне.
