— А-а, голубки, вот когда я вас поймал. Скидайте сено!
— Потап Миронович, в лесу серпом нажали. Лесник разрешил, — веско и сурово сказала старшая женщина.
— Знаю я вашего лесника! Он за пол-литра весь лес продаст. Трудовую дисциплину срывает! На работу не выходите!
— Все утро работали, Потап Миронович. Обедать идучи, зашли…
— Ну, я долгих разговоров не люблю. Скидайте! А не то — сами знаете…
— Да чем же корову кормить, Потап Миронович?
— Я не кормилец ваших коров, у меня пятьсот голов своих.
По этим словам пораженный, недоумевающий Лемяшевич догадался, кто такой Потап Миронович, и его возмутили слова председателя «у меня своих пятьсот голов». «Выходит, стадо твое, а не колхозное, и только ты один печешься о колхозном добре, а все остальные — рвачи и воры!»
— На, подавись ты своим сеном! — злобно, со слезами в голосе, крикнула молодая.
— Ну, ну, ты! Полегче!..
Лемяшевич вышел из своей засады и быстро подошел к месту происшествия. На торфянистой, сырой стежке среди кустов лежало сено. Потап Миронович сидел на корточках и чиркал спичкой. От сена поднялся белый дым, но, недосушенное, разгоралось оно вяло.
Лемяшевич подскочил и под самым носом у председателя затоптал огонь. Мохнач поднялся с удивительным для своей комплекции проворством. Как видно, он растерялся от неожиданности и стоял, исподлобья глядя на незнакомца, который появился неведомо откуда и отважился на такую дерзость. Женщины спрятались в кусты.
— Это зачем же добро жечь? Разве у вас так много сена? — внешне спокойно спросил Михаил Кириллович.
Толстая шея председателя вмиг налилась кровью, часто заколыхался под грязноватой сорочкой большой живот.
— Краденое, — прохрипел он.
— Краденое? Конфискуйте. Накажите за кражу. А жечь зачем же?
— Врет он, товарищ начальник! В лесу серпом нажали! — И молодая женщина вышла из кустов на дорожку.
— Да, вы… кто вы такой?
— Я — директор школы.
— А-а-а, — радостно, весело и с удовлетворением протянул председатель, впервые посмотрев Лемяшевичу в глаза. — Культурная сила! Интеллигент! Так-так-так… Вот как вы, наста «нички, помогаете укреплять трудовую дисциплину…
— А вы таким способом хотите ее укрепить? Странный метод.
— Ла-адно. Об этом мы поговорим в другом месте. В другом, в другом. — И, сцепив руки на животе, Мохнач двинулся по стежке к реке.
Через несколько дней они встретились в сельсовете как старые знакомые. Мохнач первый протянул руку и ни словом не помянул о стычке на лугу. Лемяшевич тоже промолчал. Он пробовал расспрашивать о председателе и услышал на редкость противоречивые отзывы: одни хвалили Мохнача, другие беззлобно подсмеивались над его чудачествами, а третьи ругали беспощадно, с ненавистью. Лемяшевич решил понаблюдать и составить собственное мнение. То обстоятельство, что Мохнач при встрече не выказал ни обиды, ни злобы, ни пренебрежения, а дружески пожал руку, характеризовало его с положительной стороны. «Значит, человек объективный», — подумал Лемяшевич. Но скоро он почувствовал, чего стоит эта объективность. Почувствовал сразу, как только обратился к председателю за помощью.
