Криницы | страница 120
— Меня? За что? — прошептала она испуганно.
Раиса, верно, поняла, что сказала лишнее, и злобный блеск погас в её глазах.
— Отстань ты, Катька, от меня, — бесстрастно, обычным тоном сказала она. — Ты просто жить людям не даешь своими допросами.
— Нет, ты скажи — за что ты меня ненавидишь?
— Какая ты скучная, Катя, с тобой и пошутить нельзя. Катя смешалась: а может быть, это и в самом деле шутка?
Она ждала, что подруга сейчас весело засмеется, может, даже, как раньше, бросится на шею и признается, что она просто отлично сыграла выдуманную роль — ей, как будущей актрисе, это необходимо. Но ничего этого не случилось и не могло случиться. Так не шутят, и шутки не растягивают на целый год. Она сказала правду!
Рая наклонилась, подняла с земли прут и погнала корову. Катя, опомнившись, пошла за ней следом.
— Я знаю, за что ты злишься на меня, — жестко сказала она; слово «ненавидишь» ей даже произнести было трудно. — Ты думаешь — я люблю Алёшу, и из-за этого бесишься. Ты задираешь нос, как какая-нибудь шляхтянка…
— Что-о? — Рая обернулась и презрительно захохотала. — И люби себе на здоровье! А мне он нужен, как собаке палка, твой задрипанный Алёша! Счастье нашла!
Катя простила бы, если б обидели её, но обижали Алёшу, пренебрегали им, и этого она никому простить не могла. Задыхаясь от сдерживаемого гнева, она заговорила медленно, с паузами, но слова её падали, как чугунные ядра, прямо в лицо растерянной Раисы:
— Ты-ы… ты корчишь из себя барышню… И это так отвратительно!.. Так противно… Тьфу! Плюнуть хочется… Ведь гы же комсомолка! — Потом не выдержала все-таки, крикнула — А про Алёшу… Мы не позволим тебе так говорить про Алёшу!.. «Задрипанный». Ты — чистоплюйка!.. Белоручка! Он тебя… тебя… уважает… — Голос Кати задрожал от слез, но она поборола свою слабость. — Алёша — настоящий человек… А ты, ты заводишь шуры-муры с этим старым слизняком… только потому, что он умеет бренчать на этом твоём ломаном пианино, из которого клопы ползут. Ты должна выгнать его из дома! Нечего ему жить у вас.
Раиса, не говоря ни слова, стегнула корову прутом, та сперва остановилась и с удивлением и укором посмотрела на хозяйку, но, получив еще разок, ударила себя хвостом и побежала. Раиса пошла следом за ней.
16
В тот же вечер Лемяшевич говорил с Аксиньей Федосовной о её дочери. Разговор был не случайный. У директора давно возникло это намерение, как только он получше присмотрелся к ученикам. А пристальное изучение каждого школьника он как раз и начал с десятого класса; им, выпускникам, людям почти уже взрослым, он отдавал свое главное внимание. Лемяшевич понял, что по сути только теперь начинает настоящую творческую работу над своей диссертацией, и это окрыляло и вдохновляло его, хотя он еще и не написал ни строчки.