Володя Полоз, сын колхозного бухгалтера, взобрался на стул и старался перекричать всех:
— Хлопцы, сенсация! Павлик написал стихи! Пусть прочитает!
— Свои прочти!
— О! Я от этой болезни уже вылечился.
— Володя у шептухи Гарпины лечился. Она его заговаривала.
— Не болтай и не остри! Павлик, прочитай стихи «Первое сентября».
— Пошел к черту, болтун!
В класс вошла Рая. Зашумели девушки. — Девочки! Райка в Москву ездила!
— За песнями? — насмешливо крикнул кто-то из парней.
— Еще б ей не ездить! У нее тысячи на книжке!
И хотя в этом девичьем голосе не было зависти или недоброжелательства, Рая поспешила скорее сесть за парту, затеряться среди одноклассниц.
Один только человек занимался серьёзным делом—Левон Телуша, самый взрослый на вид, рыжеватый парень, круглый отличник, верный кандидат на золотую медаль. Он сидел на задней парте и читал свежий номер «Огонька». Однако когда в класс вошел Алёша Костянок и, встреченный шумом, несколько растерянно остановился у двери, Левон первый предложил:
— Хлопцы! Качнем Алешу! Он у нас герой!
Мужская половина класса вскочила, как по команде, кинулась к Алёше, и первым из них — Володя; девочки шарахались в стороны, к стенкам, очищая дорогу. Алёшу силком вытащили на середину класса и подкинули так, что он даже головой о потолок стукнулся. Он стал довольно энергично отбиваться, но ребята не выпускали его из рук и все подбрасывали, — молодежь не знает меры. И вдруг кто-то крикнул:
— Орешка!
Все мгновенно разбежались, а Алёша остался один посреди класса.
— А? Мамаево побоище! Пыли сколько, пыли! Стыдитесь! Десятиклассники! А? Это ты силу меряешь? Один против всего класса? — глядя на Алешу, повысил голос Виктор Павлович. — Силушка играет — на ринг, на ринг, в боксёры! А сейчас — в учительскую! Пускай с тобой там поговорят! Пускай посмотрят, какой ты герой!
— Я не пойду, — сказал Алёша.
— Что?
— Алёша! — с отчаянием и мольбой прошептала Катят Гомонок, которая работала с ним на комбайне.
И он пошёл…
Он вернулся неожиданно быстро, в классе никто даже не успел высказать своего мнения о случившемся.
Опустив голову, ни на кого не глядя, он прошел к задней парте, сел на свое место и закрыл лицо руками. Класс виновато молчал: все почему-то решили, что Алёша плачет. Наконец Левон, который чувствовал себя главным виновником и потерял всю свою солидность и спокойствие, тихо спросил, робко коснувшись его плеча:
— Ну что?
Алёша опустил руки. Глаза у него были сухие и лицо такое же, как всегда.
