— Что-то не так? — спросил мистер Моллой.
— Да, — отвечал мистер Твист, ощетинясь нафабренными усами. — Ваши расчеты.
Для женщины, только что расписавшейся в любви к усатому сыщику, миссис Моллой выглядела не больно-то ласково. Ее тонкие брови сошлись, глаза потемнели.
— Черт! — воскликнула она с некоторым, увы, раздражением. — Опять ему все не слава Богу! Только заходит нормальный деловой разговор, он так разевает свою пасть, что, того глядишь, сам себя проглотит. Чем тебе плохи тридцать процентов?
— Да, Шимпи, — укоризненно произнес мистер Моллой. — Чего тебе неймется? Тридцать процентов — хорошие деньги.
— Девяносто — еще лучше.
— Девяносто? — вскричал мистер Моллой, словно друг — да что там, почти брат — тяпнул его за ногу.
— Де-вя-носто? — эхом повторила миссис Моллой. Ее тоже как будто укусил в ляжку неблагодарный друг.
— Это мои условия. Я предложил план. Не будь меня, не было бы никакого плана. Вам осталось выполнить черную работу. Исполнителям положено десять процентов.
Наступило молчание.
— Да лучше пусть у меня губы треснут! — наконец объявила миссис Моллой. — И то не удержусь, засмеюсь.
И она рассмеялась недобрым зловещим смехом. Шимп-Твист потрогал усы.
— Думаете, это смешно?
Долли отвечала, что именно это она думает. Ее супруг загадочно улыбнулся, показывая, что тоже нашел предложение несколько забавным.
— Сам посуди, Шимпи, как нам не смеяться, — заметил он. — Ты упустил, что мы — в доме, а ты — на улице.
— Да, это ты забыл, — кивнула миссис Моллой. — Сказал бы спасибо, что мы по доброте душевной решили тебе немного отстегнуть.
— Вы тоже кое-что не учли, — сказал мистер Твист. — Звоню вашей Корке насчет того, что за акции ей впарили, и через полчаса вас в доме не будет. Или быстрее. Зависит от того, дадут ли вам собрать вещи. Пошевелите извилиной.
Мистер Моллой остолбенел.
— Ты же не станешь ей звонить?
— Стану.
— Это низко, — указал мистер Моллой, — не по-джентльменски. Ты не опустишься до этого, Шимп.
— Опущусь, — отвечал Шимп. — Я тренировался.
Миссис Моллой утратила дар речи, которого на миг лишалась при мысли о такой низости, и выдала фразу, настолько емкую, что в полудюжине слов сумела высказать свое мнение о внешнем виде, манере, моральном облике, усах и родителях Шимпа Твиста. Человек чуткий обиделся бы до глубины души, но Шимп Твист слышал таких фраз, что даже не поморщился.
— Так мы далеко не уедем, — укоризненно проговорил он.
— Да, — кивнул мистер Моллой, — ругайся, не ругайся, киска, надо соглашаться.
