Галахад отпер дверь, прошел в гостиную и с удивлением увидел, что его ждут. Раньше, в молодости, он бы расстроился, ибо нежданный гость непременно оказывался кредитором или судебным исполнителем. Сейчас это было не так.
— Здравствуй, Джонни, — сказал он. — Я было подумал, что у меня завелось привидение. Как ты вошел?
— Швейцар открыл своим ключом.
Галли слегка нахмурился. Конечно, теперь, когда он так респектабелен, вреда в этом нет, но принцип — это принцип. Швейцары не должны впускать гостей, это подрывает самые основы общества. С болью вспомнил он, как хозяйка впустила много лет назад букмекера по имени Честный Джерри, у которого он еще раньше позаимствовал десять фунтов.
— Я ему сказал, что вы — мой крестный, — объяснил гость.
— Так… И все же… Нет, ничего. Очень тебе рад.
Сыновья покойных пеликанов почти поголовно приходились ему крестниками. Джонни Халлидей был сыном Дж. Д. (т. н. Палки) Халлидея, одного из тех, кто не вынес клубной жизни. Дожил он до сорока с небольшим, друзья и этому удивлялись.
Рассматривая Джонни в монокль, Галахад удивлялся, как всегда, до чего же он не похож на покойного Палку. Тот, при всех своих несравненных достоинствах, напоминал человека, который, серьезно поужинав, заснул одетым и с утра не побрился; этот блистал аккуратностью. Всякий признал бы в нем молодого адвоката, в свободное время занимающегося спортом; признал — и не ошибся бы. В гольф он играл прекрасно, в теннис — еще лучше, в суде служил пять лет.
Сейчас он шагал по комнате. Проходя мимо окна, он вздохнул и заметил:
— Какой прекрасный вечер!
Галли казалось, что вечер — самый обычный, какие всегда бывают летом в Лондоне. Дождя, конечно, нет — и на том спасибо. Поэтому он сказал:
— Ничего особенного.
— А луна!
— Какая луна? Это фонарь углового кафе.
— Все равно, очень красиво.
Тут Галли заметил, что крестник странно побулькивает, словно кофеварка, которая вот-вот закипит. В прежнее время он, не раздумывая, приписал бы это обеденным возлияниям, но Джон совершенно не пил, как и подобает молодому адвокату.
— Что это с тобой? — спросил Галли. — Выиграл, что ли?
— Еще как! — отвечал крестник.
— Сколько?
— Тысячу к одному.
— Что ты порешь?
— Галли, я женюсь!
— Что?!
— Да, готовьте подарки. Скоро свадьба.
Старый холостяк должен бы поджать губы и покачать головой; но Галли был человек чувствительный, как ни отрицали это сестры его Констанс, Шарлотта, Джулия, Дора и Гермиона. Когда-то и он любил. Долли Хендерсон пела в Тиволи именно ту песню, которую он недавно мурлыкал.
