Герцог несколько раз хотел вмешаться, но не мог, в основном — от ярости, и только болботал.
— Надо ли говорить бывалому вояке, что путь любви не бывает пологим? Они поссорились. Джонни мог помириться только здесь, в замке. Но как же сюда попасть? Сказать Конни, что он мой крестник? Ни в коем случае. Конни не жалует моих подопечных. Не вдаваясь в частности, она их всех относит к касте неприкасаемых. Ты возмущен. Я тебя понимаю, но такова моя сестра.
И тут я придумал: пусть будет психиатром. Тогда, если ты разрешишь такой образ, я убью двух зайцев. Утром — Линда, вечером — Кларенс. Благодаря тебе он приехал, к счастью — упал, ударился, твоя племянница, по твоему же меткому выражению, кинулась к нему, как цирковой тюлень, и, возможно, до сих пор целует. Словом, они помирились, и ты можешь делать заметки для своего тоста на свадебном завтраке.
Даже такой блестящий рассказчик должен перевести дыхание; и герцог ловко обратил монолог в беседу.
— В жизни не слышал такой чепухи, — сказал он. Галли горестно удивился.
— Ты огорчаешь меня, Данстабл, — сказал он, укоризненно сверкнув моноклем. — Неужели тебя не трогает весенний расцвет любви? Да, сейчас не весна, но дела это не меняет. Я думал, только вывих удержит тебя от танца семи покрывал. Радовался бы — теряешь племянницу, обретаешь племянника.
— У-ой!
— Перестань говорить «у-ой». Тебе что, не нужен племянник?
— Нет. У меня их три штуки. Двое женились черт знает на ком, и, заметь, без спроса. Линду я до этого не допущу. Помощник психопата, еще чего! Скажи своему мерзкому сынку, что надежды нет. И не спорь, незачем.
Дальнейшую дискуссию прервал местный доктор из деревушки, разместившейся в тени замка. Галли вздохнул с облегчением и направился в холл, где нашел счастливую пару (Линда выглядела точь-в-точь как ангел-хранитель, сделавший доброе дело) и сообщил им новости.
— Ну, Джонни, говорил я с твоим будущим дядей. Правда, он с этим не согласен.
— С чем?
— Что он будет тебе дядей. Я ему все объяснил, и он сказал: «Не разрешу!» В чем дело?
Спросил он Линду, ибо она пронзительно закричала, а потом как-то странно уставилась на него.
— Так и сказал? — проверила она глухим, замогильным голосом.
— Да, но что с того? При чем тут всякие дяди? Какие у него права, хотел бы я знать?
— Большие! О, Джонни, Джонни! Я не успела тебе сказать, но я — под опекой совета.
Она хотела что-то прибавить, но Бидж ударил в гонг, а когда Бидж ударял в гонг, человеческий голос мог и не стараться.
