Старый большевик проживал в квартирном комплексе комплексной застройки. Деревянные домики барачного типа теснились друг к другу, несколько чахлых деревьев все так же, как и пару лет назад, когда я их впервые увидел, стоически поддерживали хрупкий баланс между медленным увяданием и незамедлительной гибелью. Их высохшие стволы, желтые, иногда с проблеском ядовитой зелени листья, вызвали у меня растительно-животные ассоциации с Машиным дедушкой. Отождествление растений с людьми было не вполне оригинальным, и, пока мы шли между деревянными корпусами, из которых на улицу вырывались экзотические запахи пищи, происходящей из разнообразных регионов Земного Шара, я погрузился в размышления. Князь Волконский в «Войне и Мире», например, разговаривал с дубом. Высоцкий пел про переселение душ: «И будешь баобабом тыщу лет, пока помрешь». Многочисленные анекдоты про военных: «От меня до следующего дуба шагом марш». Есть еще выражение: «вести растительный образ жизни»…
– Ой, ребята, какие вы молодцы, что заехали, – заголосила Маша, безжалостно разорвав все мои сложные ассоциативные образы. Она выпятила свои и без того вылезающие из орбит глаза, и я даже на секунду испугался, что они вот-вот выпадут наружу. Я иногда подозревал, что у этой толстенькой девушки Базедова болезнь, но, видимо, ошибался.
– Дед, дед, гости пришли! Ой, ну рассказывай, Ирка, как дела?
– Посмотри, какие я блузки на распродаже отхватила! Представляешь, скидка тридцать процентов.
– Боже мой, какие хорошенькие… Да где ты такие откопала? Ой, не могу…
***
– Вот, – Виктор Матвеевич, сидел в инвалидном кресле, строго глядя на меня немигающим взглядом. Все подтверждало мои наихудшие ожидания, и я съежился, предчувствуя пренеприятнейшую беседу.
– Как вы себя чувствуете? – вскрикнул я, вспомнив, что Машин дед был глуховат. «Расстреливал эсеров с кадетами в подвалах, и постепенно оглох» – мрачно фантазировал я временами, укоряя себя в мизантропии, циничности, и не подозревая, насколько в те минуты я был близок к исторической правде.
– Спасибо. Сдаю, конечно. Больно видеть то, что творится вокруг.
– Кхэ… – Началось, – понял я. – Так сердце больше не пошаливает? – Более всего мне хотелось исчезнуть. Скажем, отпроситься в туалет. Или пойти покурить на балкон.
– Какое сердце! Вот что я вам скажу, молодые люди, Сталину памятник надо было поставить! Да, он действовал жестко, решительно, но в тех исторических условиях… Ведь какое безобразие, в нашей молочной до двух часов дня кефира не было! И это в самом центре Москвы! Вы можете себе представить?
