— Зачем тебе это знать? — искренне удивился Старик.
— Зачем — это уж мое дело. Но я могу ответить и за вас. Ее имя Алоста. Она со Змеиной улицы. Ей шестнадцать лет. Так?
Старик помолчал, пожевал губами. Затем негромко сказал:
— Да, все верно. Но откуда ты знаешь?
— Неважно. Не забывайте — сейчас спрашиваю я. Мне нужно знать: в чем ее обвиняют?
— Мог бы и сам догадаться, — проворчал Старик. — Раз ведьма, то не в недоимке же налога. В колдовстве, естественно.
— Кто ее обвинил?
— Этого я тебе сказать не могу.
— Интересно, почему же?
— Не забывай, я работник Священного Ведомства, и не имею права разглашать следственную тайну. Да и желания у меня такого, представь себе, нет.
— И все же вам придется рассказать, — хмуро отозвался Хенг.
— Ты грозишь мне? — удивился Старик. — Чем же? Зарежешь меня? Но я этого не боюсь. Рано или поздно всем нам идти на суд Небесного Владыки, и лишь Ему решать — кто когда пойдет. Если Ему угодно меня призвать, используя твой нож, как средство — что ж, разве Его воля — не моя воля? А если Он хочет, чтобы я еще пожил в грешном нашем мире, то Он остановит твою руку. Чем же еще можешь ты мне грозить? Пытками? Но я их выдержу. Господи, о чем мы говорим! Да ты ведь даже не знаешь, как это делается!
— А вы зато хорошо знаете. Вы пытали ее?
— Кого, эту ведьму, Алосту? Пока что нет. Испытание, да будет тебе известно, применяется только после третьего неудачного допроса. А у нас только первый был.
— Почему вы так уверены, что она ведьма? — сдерживая слезы в голосе, проговорил Хенг.
— Похоже на то. У меня же опыт, много их насмотрелся. Но окончательно судить рано. Ты ведь знаешь — бывают и ошибки. Не так часто, конечно, как болтают на базаре бабы, но бывают.
— И что тогда? Вечная тюрьма? Грязное окошко под потолком? Нет, знаете ли, меня это тоже не устраивает.
— Не устраивает? Тебя? — переспросил Старик. — А почему это должно устраивать или не устраивать тебя? Ведь речь шла, насколько я понимаю, об этой девочке, Алосте?
— Считайте, что нет никакой разницы. Что она, что я — все равно.
— Вот теперь я, кажется, начинаю что-то понимать, — задумчиво протянул Старик. — «Да станут двое единым телом…» Что ж ты раньше-то не сказал?
— А толку? — ответил Хенг. — Что это изменит? Вы же не отпустите ее ради меня?
Старик тыльной стороной ладони вытер пот со лба.
— Да, пожалуй, ты прав. Если она действительно ведьма, ее не спасет сила твоей любви. Лишь пламя костра очистит ее душу, спасет от ада. Страшное, конечно, средство, я понимаю. Но поверь мне, мой мальчик — иначе нельзя. Иначе ей самой будет хуже. Огонь пожрет ее тело, но останется душа. А если в бесовском невидимом пламени сгорит душа — спасется ли тело? Ты же не станешь бросаться на врача, который отрежет гноящуюся руку, чтобы спасти человеческую жизнь? Так и мы, инквизиторы — мы такие же врачи. Вся разница лишь в том, что толпе неизвестны болезни духа, толпа наивна и суеверна. Куда как проще думать про нас, будто мы — невесть какие злодеи.
