Тэрлейн обернулся.
Обладательницей голоса оказалась юная особа лет девятнадцати-двадцати. Ее темно-золотистые волосы были коротко подстрижены, но это нисколько не лишало ее женственности, а скорее подчеркивало правильные линии ее лица и миловидность. Синие, весьма живые и пытливые глаза под дугами удивленно изогнутых бровей, немного курносый нос, полноватые губы, белая кожа. Тэрлейн пришел к выводу, что ее можно назвать красавицей.
На ней было темное платье с широким круглым воротником, что говорило об Итон-колледже, и она переводила взгляд с одного на другого.
Между тем эта девушка была напугана. Она тяжело дышала, что было ей несвойственно. Тэрлейн увидел, что рука у нее дрожала, когда она положила ее на спинку кресла.
– Фрэнк… – повторила она нерешительно.
– Моя сестра Патриция, доктор Тэрлейн, – ровным голосом произнес Фрэнсис. – Ты знакома с сэром Джорджем. Послушай, Патриция, что…
– Мне не хочется отрывать тебя, – прервала она его, – но, Фрэнк, это необходимо. Пошли Сондерса или кого-либо другого в Олдбридж за доктором Мэннингом. Пожалуйста, побыстрей!
Фрэнсис, не поворачиваясь к камину, швырнул в огонь через спину свою сигарету.
– С ней происходит что-то непонятное, – поспешно продолжала Патриция, – она, судя по всему, заболела, а миссис Картер рвет и мечет и говорит страшные вещи и…
– Спокойно! – прервал ее брат. – О ком ты говоришь?
– О нашей горничной. Ты ее знаешь, это Дорис.
– Проклятие, – сказал сэр Джордж вполголоса и начал поспешно набивать свою трубку.
Фрэнсис усмехнулся:
– Уж не увидела ли она опять привидение, а, Пат?
– Шутки в сторону, Фрэнк, все очень серьезно. Я пыталась что-то выяснить, когда меня позвали. Похоже, над ней подшучивали по какой-то причине, и Дорис впала в истерику. Она запустила блюдом в Энни, потом разрыдалась и упала на пол в конвульсиях. Ей стало настолько плохо, что им пришлось нести ее к ней в комнату, так что… – Патриция замолчала и умоляюще посмотрела на брата.
– Хорошо, – кивнул тот. – Не беспокойся, Вуд, я сам разыщу Сондерса или Ли. Занимайся своим делом.
Без сомнения, дизайнеры и электрики, модернизируя Баустринг, работали на совесть. Но что касалось освещения огромного Большого зала, тут они явно просчитались – в зале царствовал полумрак. Поэтому Тэрлейн увидел нечто, что в другое время не заметил бы. Увиденное скорее потрясло его воображение, чем разум.
В конце зала, где ступени широкой лестницы, покрытые неяркой красной дорожкой, поднимались к галерее, было довольно темно. В этом полумраке военные трофеи на стенах казались распластанными пауками. Удивительно, но пространство возле огромной арочной двери на галерею на верхней лестничной площадке, освещенное свечами, было намного светлее, чем остальная часть зала. И там Тэрлейн увидел какой-то силуэт.
