— Ишь, придумала! Какой нынче хлеб? Весь хлеб англичане съели! — говоривший заспешил.
— А чего это, папаша, на ночь глядя столько войска на дороге? Далече поход? — крикнула Катя, уже несомненно вслед.
— Да это только головные части, тоже скажешь, много, — хмыкнул солдат. — В Нормандию, слышь, идем. Небось сутки будут батальоны подтягиваться.
— В Нормандию? Неужто англичане напали?
— Похуже. Убийца проклятая, та, что Друга Народа ножом, вишь из Кана приехала вчера. Почтовым дилижансом. Там, стало быть, самое осиное гнездо. Скоро тут на всех дорогах яблоку упасть негде будет. Ладно мне с тобой лясы точить, догонять надо.
Ничего не попишешь — это был ночной кошмар, с тою единственной оговоркой, что в ту ночь они не спали.
Быть может, синих солдат и не так было много, но казалось немеряно: единственная дорога была общая с ними, а выступили, почитай, одновременно. К тому же шли синие, все пехтура, небольшими отрядами, то нагоняя друг дружку, то растягиваясь. Каждый раз, заслышав шагающие сапоги, подруги сбегали в лощины, укрывались в рощицах либо придорожных кустарниках, в сараях и под мостами. И каждый раз шел в голову простой вопрос: нукось в следующий раз столкнуться доведется в чистом поле, без единой изродки, под как на зло немыслимо яркой луной?
— А что остается? — прошипела сквозь зубы Катя. — Надо за ночь утечь подале от Парижа, днем близ него вовсе быть нельзя! Сойти с дороги, так за два часа разобьем в темноте башмаки, выдохнемся, а пройдем меньше улиты!
— И на проселки не свернуть, — подосадовала Параша. — Заплутаем!
— Ладно, авось пронесут черти ворованный узел, — вспомнила Нелли причудливое присловье доброй Мадлон. — Придется с синими дорогу делить, хорошо хоть, что не хлеб!
И все ж жутковато было, затаившись, наблюдать, как поблескивают в лунном сияньи штыки, как стелются черные тени, словно вдогон армии по обочинам бежит стая невообразимых монстров. Сапоги стучали, как лопаты могильщиков.
— Промашки только не давай,
Работать не переставай!
Живей, живей машина,
Работай, гильотина!
— заводили вразнобой хриплые голоса.
— К оружью, граждане!
Смыкайтеся в ряды вы!
Пусть кровью вражеской напьются наши нивы!
— Перекрикивали их другие, не меньше разухабистые и дурные.
Но утро все ж наступило, и застало подруг, судя по всему, довольно далеко от обезумевшей столицы.
— Гляньте вы, прям как в сказках про мужицкой рай, — Параша остановилась, нето от усталости, нето чтоб полюбоваться проступающим сквозь рассветный туман видом.
