Потом я умолк. Он все разглядывал эту ручку на столе. Я не брал ее.
Пусть еще помучается мальчишка.
У молодых так, что все надо сразу, залпом.
С разбегу лбом в стенку, но только чтоб ни одной царапины.
Улыбнувшись, он сказал, что вся его контора будет рядом со мной во время нелегкого переезда.
Ну вот, я только собрался взять ручку, а он сморозил такое.
Нет уж. Свою тоску я вынесу сам, в этом деле и прежде конторы помогать не звали.
Да не об этом речь, испугался он и снова закрутил в руках сигарету.
Мне стало жаль его, а чувства жалости я терпеть не могу. Поэтому я взял со стола ручку и накарябал подпись. Рука тряслась. Наверное, можно понять. Что Тайсто Оксанен передает свой дом на несколько месяцев фирме «Квадратные метры» с целью продажи.
Молокосос цапнул бумаги и растекся в улыбке.
– Но во время смотрин я из дома не уйду.
Он принялся объяснять, что таков порядок. Я не стал перечить, но сам для себя решил.
Он протянул свою лапку.
– Было приятно работать с вами.
Я задумался, когда в последний раз держал в руках тесто. Никогда.
Он направился к дверям, не переставая трещать. По его мнению, сделка может состояться быстро. Люди летом податливы. А раз тут ягодные кусты и яблони, то какие проблемы? Главное затащить на двор всю компашку заодно с мужиками, если солнце под верным углом, куколки сразу загорятся, а если мужики увидят документ, что место тип-топ, дело только за подписью. Так вот, Тайсто.
Компашка, куколки.
И это все взрослый человек говорит.
Но наконец-то отчалил. Я помахал ему рукой у ворот, потом пошел домой. Голова кружилась.
Выпил синюю таблетку и уснул.
Проснулся от кошмара: у меня не было дома.
Я взял плед Марты и снова уснул.
На сей раз во сне у меня были Марта и дом.
По мнению отца, на свете нет ничего нового. Когда в деревенском магазине появился болгарский перец, отец потер его блестящую поверхность и заявил, что и раньше видал этакую диковинку. Я спросил, где, он ответил, что на рынке в Ваасе, как войдешь, сразу по левую руку. Он говорил убедительно, словно выбивал слова на камне, хотя потом я узнал, что отец сроду не бывал на рынке в Ваасе.
С позиции отца я просмотрел в компьютере дома, ушедшие за последнее время. Больше всего эта развалина в Маунуннева смахивала на прошлогодний объект в Пукинмяки. Неремонтированный дом фронтовика, первоначальная цена полтора миллиона с хвостиком.
Внезапная догадка осенила меня, и я уточнил ее. Так и есть. Фотография дома, помещенная на нашем сайте, стала причиной того, что лачугу – или впечатление от нее – продали только после восьми месяцев невероятных усилий.
