Покинув кровать, я поднялся по деревянной лестнице наверх. Четвертая и восьмая ступеньки скрипели. Сын остерегался именно этих ступенек по возвращении с ночных зигзагов. Я заглянул в комнату. Все оставалось нетронутым, как будто он вышел минут пятнадцать назад.
С большого плаката улыбался Джими Хендрикс – с прической, будто после электрошока. Из-за этого они ссорились с Тайсто.
– Неужто я прошел сквозь огонь ради того, чтоб ты дни напролет слушал вопли этого придурка?
– Батя, отвали, а.
Тайсто хватает сына за волосы и швыряет его об стенку, в результате сынок, будь уверен, обязательно купит очередную пластинку.
Я прикинул, сколько лет его сыну. Наверное, он чуть постарше меня, ненамного.
Что за жизнь у него? Как он живет? В своем доме? Женат? Разведен? В однокомнатной квартире в многоэтажке? Неважно где, главное, в этой комнате он мечтал избавиться поскорей от вечного брюзжания, как отвоевали эту страну и ради чего, – чтобы ты целыми днями шлялся по двору в длинной индийской рубахе с бараньим выражением на роже и планировал революцию?
Возможно, сын Тайсто сейчас работает в «Нокии» и выговаривает своему отпрыску в просторных штанах, лоботрясу, который ловит в наушниках непонятный рэп, – мол, неужто твой отец лижет начальству сапоги ради того, чтобы ты заказывал новые мелодии себе на трубу и качал из Интернета игрушки, которые только место занимают в домашнем компе. Черт возьми, сделай рэп потише, не слышишь, что отец говорит!
Сын своего отца. Индийская полотняная рубаха на каком-то этапе превратилась в итальянскую немнущуюся сорочку под костюм.
Я выглянул из окна во двор. Приоткрыл рамы, сразу под ними начиналась деревянная лестница. По ней сын улизнул на рок-концерт, а когда вернулся оттуда, попахивая сладким, Тайсто схватил за волосы и ножницами оттяпал приличную прядь. На следующее утро ощипанный сынок укатил к приятелю в Киркконумми на грибки. Всю ночь они слушали неземную музыку и ловили розовых лошадей на горизонте.
Я спустился в прихожую, там нашел ступеньки в подвал.
Два старых велосипеда, молотки, гвозди, топор, козлы пилить дрова, три пары деревянных лыж, кресло, вдоль стены сложены полешки. Перешагнув через кучу хлама, я оказался в небольшом предбаннике. Скамья на троих, круглый стол, скатерть в цветочек. У стены берестяная корзина, в ней мочалка, мыло и ножницы.
В парилке еще стояло тепло. Я потрогал каменку – парились вчера. Приоткрыл дверцу печки. Захотелось содрать бересту с полена, сунуть внутрь и раздуть.
