– Ну что, Лизок, все успела доложить? – Ника сидела на ступеньках, вытянув ноги. Колготки-сеточка, красные босоножки с открытыми носами, красная юбка, вызывающе яркая и вызывающе короткая.
– Кто, с кем и сколько раз? Яков Павлович! Можно, я буду называть вас просто Яша?
Она поднялась, ухватившись за перила, покачнулась, икнула.
– Уже успела нажраться, – мрачно отметила Лизхен.
– Э, нет, не нажралась. Нервы успокоила. Здесь иначе нельзя, Яша, крыша съедет. А мы вас ждали… ждали, ждали и вот, – Ника развела руками и опять икнула. – Даме руку не предложите? А то ж навернусь на фиг.
Она вцепилась в другой локоть и, в отличие от Лизхен, прижалась, дыхнула коньячными парами, облизнула полные губы.
– Остальные где? – поинтересовалась Лизхен.
– В зале. Ждут. И Дуська приехала. Прикинь, и не одна! Скоренько она печалиться по Гарику перестала, а? Ты, Яш, не думай, я не сплетничаю. Я инф…инфр… информирую, – выговорила она наконец. – Идем. Убедишься, что не вру. Ника вообще никогда не врет, за это и пострадала.
Собственно говоря, зал не был залом, скорее уж больших размеров кабинетом, который разительно отличался от увиденного ранее строгостью и даже некоторой английской чопорностью обстановки. Дубовые панели, тяжелые гардины с витыми золотистыми шнурами, массивный стол, инкрустированный вставками красного и черного дерева, и в противовес ему нарочито легкие стулья с атласной обивкой. Софа. Диван. Морские пейзажи в резных рамах. Живые цветы в углах.
Пятеро бывших жен Громова и незнакомка.
Дуся. Я сразу понял, что это именно она, и сразу разочаровался, потому что полученное описание соответствовало увиденному. Не было в Дусе ни грамма роковой красоты, ни шарма, ни обаяния. Унылая серость. Массивная серость. Неопределенной длины волосы – вроде бы и не короткие, но и длинными не назовешь: еще немного, и коснутся по-мужски широких плеч, обтянутых розовым свитерком. Забавно, но даже этот вызывающе яркий цвет лишь придавал Дусиному облику унылости. Как и черные брюки классического кроя, плотно облегавшие живот и бедра, и очочки на веревочке, болтающиеся где-то на уровне груди, и тапки с загнутыми вверх носами.
– Здравствуйте, – сказала она и моргнула. И я моргнул, потому что в этот момент Дуся вдруг стала яркой. Всего на долю секунды, на миг, который с легкостью можно было бы вычеркнуть из памяти. Показалась – и не было оттенка рыжины в густом каштановом глянце волос. Показалось – и глаза у нее серые, а не серо-голубые. Показалось – и полнота фигуры совсем не уютная, не домашняя. Показалось.
