Старушка покачала головой.
– Ты ни в чем не провинился перед Алмелью, мой господин. Но и она перед тобой тоже. Поверь, она не могла поступить иначе. Прислушайся к своему сердцу, и ты поймешь, что Алмель никогда бы не нанесла тебе обиду своим тайным бегством, если бы у нее был выбор. А сказать тебе, куда она увезла мою девочку, я не могу. Алмель боялась, что мои мысли открыты придворному магу, и не посвятила меня в свою тайну.
Если бы Кармал не был так зол, он бы догадался, что это подсказка. Но утешительные слова Ланы произвели на него действие, прямо противоположное тому, на которое рассчитывала целительница. Поняв, что не добьется своего, владыка потерял голову от гнева. Он готов был задушить старушку собственными руками и, кто знает, возможно, поддался бы порыву, если бы в щели дверной портьеры не показалась виноватая физиономия Удмука.
– Епачин твоей личной гвардии, повелитель. Попросить его подождать?
– Ни в коем случае! – Кармал вскочил. – Впусти немедля.
Урлих ворвался в покои Владыки с видом полководца, победоносно завершившего войну.
– Мы напали на след, повелитель! Фургон выехал из города на рассвете через Северные ворота. Мои люди отправили во дворец гонца, а сами пустились в погоню.
– Поднимай особый отряд, Урлих! – приказал Кармал. – Распорядись, чтобы мне оседлали Нугаса. Мы едем следом.
– Не делай этого, повелитель! – взмолилась Лана. – Ты погубишь моих девочек и себя заодно!
Но Кармала уже не было в комнате.
Только однажды за свою жизнь Хайна чувствовала себя такой несчастной и испуганной. В тот день, когда Аина сказала ей, что скоро умрет.
– У меня высотная болезнь. Я много солнц сражалась с ней, но в конце концов она победила.
– Высотная болезнь? – переспросила маленькая Хайна, еще не осознав размера катастрофы, но уже холодея нутром.
– Да. Не все люди могут жить в горах. Тут другой воздух, у некоторых от него портится кровь.
– Но ты же сгорнийка!
– Сгорнам тоже знаком этот недуг. Просто те, кто ему подвержен, умирают очень рано. Мне повезло, что я родилась на Плоскогорье.
– А если ты вернешься на Плоскогорье, то исцелишься? – с надеждой спросила Хайна.
Аина покачала головой.
– Если бы я вернулась, прожив в горах два-три солнца, то, наверное, исцелилась бы. А теперь слишком поздно. Благодаря целебным травкам, я и так прожила гораздо дольше, чем могла надеяться. Не плачь, малышка. Умирать не страшно, поверь мне.
Но Хайна ничего не могла с собой поделать. Ее тело сотрясалось от сдерживаемых рыданий, слезы душили и жгли изнутри. Вконец измученная, она дала им волю и заплакала навзрыд. Она плакала и плакала, плакала до икоты, до судорог, до полного изнеможения.
