Рассвело, когда ребенок проснулся и своим голодным плачем разбудил мать. Она открыла глаза, откинула с лица волосы и увидела неясный силуэт отца в другом углу палатки. Он лежал очень тихо, и Джоанна порадовалась тому, что он еще спит — накануне отец сильно переутомился. Она еще с полчаса пролежала, шепотом разговаривая с маленькой Джоанной, потом осторожно поднялась, укутала дочку в одеяла и шкуры, оделась потеплее и вышла из палатки.
Было уже совсем светло, и Джоанна облегченно вздохнула, увидев, что метель утихла. Но холод стоял ужасный. Джоанне казалось, что никогда в жизни ей не приводилось бывать на таком морозе. Костер совсем потух. Казан лежал, свернувшись клубком и запрятав нос о собственную шерсть. При появлении Джоанны он поднялся, зябко встряхиваясь. Ногой, обутой в меховой сапожок, Джоанна разгребла пепел и угли, но в костре не оставалось ни одной искры. Прежде чем вернуться в палатку, она остановилась на мгновение около Казана и погладила его лохматую голову.
— Бедный Волк! — сказала она. — Надо было накрыть тебя на ночь медвежьей шкурой.
Она вошла в палатку. Тут она в первый раз при свете увидела лицо отца, и Казан вдруг услышал страшный, душераздирающий вопль. Джоанна упала отцу на грудь, сотрясаясь в безмолвных рыданиях, — даже чуткий слух Казана не мог уловить ни звука.
Внезапно до ее сознания дошли слова, сказанные отцом накануне вечером: о реке, о полыньях, о сорока милях, отделяющих их от дома. «Тут не заблудишься», — говорил он. Значит, он знал заранее!
Джоанна вернулась к затухшему костру. Сейчас ее занимала только одна мысль — надо разжечь огонь. Она собрала немного березовой коры, сверху положила несколько головешек и пошла в палатку за спичками: Пьер Рэдиссон всегда носил их в непромокаемой коробочке в кармане своей меховой куртки. Рыдая, Джоанна снова опустилась на колени перед телом отца.
Когда пламя разгорелось, она добавила еще дров — из тех, что собрал накануне отец. Огонь придал ей бодрости. Сорок миль по реке — и они дома! Ей предстоит преодолеть это расстояние вместе с дочкой и Волком, Она повернулась к нему и назвала по имени, положила ему руку на голову, повторяя: «Волк! Волк!» Потом дала ему кусок мяса, отогрев его сначала над костром, и растопила снег для чая. Голода она не испытывала, но, вспомнив, как отец заставлял ее есть по четыре, а то и по пяти раз в день, с трудом съела сухарь, кусок мяса и выпила горячего чая.
