Казан, благородный волк - Джеймс Оливер Кервуд

Казан лежал неподвижно, полузакрыв глаза и положив серую морду на передние лапы. Ни один мускул, ни один волосок его не шевельнется, не дрогнут веки. Он словно застыл; казалось, что жизни в нем сейчас не больше, чем в немом северном валуне. А между тем каждый нерв его был напряжен, каждое волоконце его великолепных мышц натянуто, как стальная струна, и сердце мощными толчками гнало его звериную кровь. На одну четверть эта кровь была волчья, и все четыре года своей жизни он провел в суровых пустынях севера. Ему довелось узнать и голод и стужу; он привык к завыванию ветра над тундрой в долгие полярные ночи. Его не пугал рев весенних водопадов, он умел сжаться в комок под натиском свирепого урагана. Его шея и бока были в рубцах и шрамах — следы старых ран, полученных в жестоких схватках; его глаза покраснели от колючих снежных вихрей. Ему дали имя Казан, Дикая Собака. Он был великаном среди своих сородичей и бесстрашен, как те люди, что гнали его впереди себя через все опасности этого холодного мира.

До сих пор Казан не ведал страха. Никогда прежде он не испытывал желания обратиться в бегство — даже в тот день, когда схватился с большой дымчатой рысью и убил ее. Так что же пугало его теперь? Он не знал этого, он только чувствовал, что попал в новый, неведомый мир, где все внушало недоумение, тревогу. Казан впервые знакомился с цивилизацией.

Скорее бы вернулся хозяин! Зачем он оставил его, Казана, в этой непонятной комнате, заполненной такими пугающими предметами? На стенах — большие человеческие лица, безмолвные и неподвижные. И все они уставились на Казана. Еще никогда люди не смотрели на него вот так. Впрочем, нет, он вспомнил: такой взгляд был у его прежнего хозяина, когда тот, недвижимый, окоченевший, лежал на снегу. Казан тогда сел рядом с ним и завыл — запел Песню Смерти. Но эти люди на стенах не казались мертвыми, хотя и живыми они тоже не были.

Вдруг Казан слегка навострил уши. Он услыхал шаги, потом негромкие голоса. В одном он узнал голос хозяина. При звуке другого голоса по телу Казана пробежала дрожь. Ему почудилось, что однажды, очень-очень давно, должно быть когда он еще был щенком, он слыхал вот такой же молодой, счастливый женский смех. Он поднял голову и посмотрел на вошедших своими красными сверкающими глазами. Он сразу понял, что эта женщина дорога хозяину — его рука так ласково обнимала ее плечи. Яркое солнце било сквозь окно и светилось в ее белокурых волосах, щеки у нее розовели, глаза сияли голубизной лесных цветов.