Настя засмеялась тоже.
С дороги был виден большой щит со светящейся надписью.
«Мир будет сохранен и упрочен, если народы…» - читал Пташка, но машина пронеслась мимо, и он не успел дочитать все. Оглядываясь, он видел только слова, написанные особенно крупными буквами: «Мир будет…» И долго еще, пока машина шла по шоссе, горели вдали, над ночной степью, эти светящиеся слова: «Мир будет…»
Он, должно быть, уснул, потому что очнулся, когда Настя уже вела его от машины к крыльцу.
Дома им с Севой все-таки пришлось умыться. Есть Пташка совсем не хотел - он чувствовал горячащую дрожь в спине и желание поскорее лечь. Но Севина мама, Глафира Алексеевна, стала всех усаживать за стол, говоря, что у нее давно уже готов ужин и никого нет и она совсем заждалась.
Вовы не было - он, вероятно, уже спал.
Только уселись, как пришел Севин папа - багермейстер Стафеев.
- Говорят, такого ливня сто лет не было, - сказал он, вешая на гвоздь свою фуражку.
- А ты все грызешь бережок, и хоть бы тебе что! - шутя заметила жена.
- Как же иначе! - довольно усмехнулся Стафеев. - Обязательство надо же выполнять. А то что получается: стихийное бедствие:
И ничуть не виноваты,
И деревня не взята!
- Сарафанов не приходил? - спросил он.
- Приходил, да опять ушел: к нему отец приехал с Урала, - сказала Глафира Алексеевна.
«Сарафанов… Кто же это такой? - думал Пташка, борясь с охватившей его дремой. - Ах, да ведь это дедушка еще там в степи говорил, что едет к своему сыну, Сарафанову! Как же так?»
- Чудной такой! - продолжала между тем Севина мама. - Утром тут был; чаем его угощала по-соседски. Говорит: сыну остепениться пора, а это, дескать, дело серьезное! - Она лукаво посмотрела на Настю. - Тобой все интересовался.
- Полно вам, Глафира Алексеевна, - сказала Настя краснея. - Пойдем, я тебя спать уложу - спишь за столом, - обратилась она к Пташке.
Она повела Пташку в свою комнату, помогла ему раздеться и уложила на диванчик, затем укрыла простыней, одеялом и потрогала рукой лоб.
- Что это с тобой такое? - тревожно спросила она.
Пташка не ответил. Едва коснувшись головой подушки, он закрыл глаза. И тотчас ему показалось, что гудящий теплый поток подхватил его и, качая, несет куда-то.
Ночь была длинная. Было очень жарко, и Пташке казалось, что надо было спешить, потому что в такую жару там, в степи, на могиле, могут завянуть цветы.
Но кто- то пришел и мягко, но настойчиво говорил ему:
- Привстань, маленький, повернись!
