.
Прозрачная полусфера из стекла и алюминия гигантским мыльным пузырем сверкала под солнцем. Вокруг раскинулся ухоженный изумрудный газон. Внутри, под куполом, соединенные эскалаторами, висели площадки, где среди благоухающих цветов и ажурных клеток с певчими птицами разместились различные службы клуба.
— Я корреспондент “Буэнос-Айрес дейли”, — представился Фрэнк. — Собираюсь сделать серию репортажей о ваших подопечных. Самых знаменитых.
Ему вежливо протянули стопку рекламных проспектов и фолиант с родословными догов, зарегистрированных в Байресе.
Клички августейших кобелей и сук располагались в книге по алфавиту. О'Тул раскрыл увесистый фолиант на букве “Ч”. Каждой псине отводилось по нескольку страниц, заполненных фотографиями и описаниями матримониальных связей родовитых предков вплоть до двадцатого колена.
С одной из цветных фотографий на репортера надменно оскалился дымчатый дог. “Чико — чемпион клуба “Голубая кровь” 1970, 1971, 1972, 1973 гг. Элита. Владелец — сеньор Бласко Крус”, — прочел Фрэнк. Перед глазами встало жесткое лицо субъекта из “Трех А”.
Уже на улице, из ближайшего бара, О'Тул позвонил в гостиницу “Эспланада”:
— Я выяснил, Исель, что требовалось. Теперь возьмемся за Леспер-Медока.
А с легкомысленным Жаком незадолго до приезда в Аргентину капитана Прьето приключилась история, о которой он не очень-то любил распространяться.
Однажды Жак и Люси отправились в ресторан “Ван Суй”, принадлежащий богатому китайцу Го Дзяо-ци, чтобы отпраздновать там появление в “Плейбое” эссе под заголовком “Плевали мы на ваши могилы!”. Корреспондент монреальской “Ля пресс”, при всём своём гоноре и тщеславии, всю жизнь пробавлялся статейками в провинциальных изданиях франкоговорящей Канады. Поэтому публикация в широкочитаемом, пусть и полупорнографическом, американском журнале не могла не льстить болезненному самолюбию Леспер-Медока. В эссе он с симпатией живописал “подвиги” анархистов и нагромоздил целые горы натуралистических подробностей похищений, покушений и политических убийств, совершаемых ревнителями индивидуального террора.
Из-за бамбукового занавеса, разделявшего кухню и ресторанный зал, появился официант. Беспрерывно кланяясь, он выставил перед Жаком и Люси фарфоровые плошки с сычуанской капустой, рисом, креветками, трепангами, налил в стаканчики водку “мао-тай”, пожелал приятного аппетита и удалился ныряющей походкой.
Когда дошла очередь до жасминового чая, подали два кантонских коржика, в которых, по древнему обычаю, были запечены бумажки, с предсказанием судьбы.
