О'Шонесси хорошо помнила, что сказал Лаудон в первый же день: «Подружись с Макгиром, остальное придет само собой. Он – заветный ключик к твоей успешной работе».
Войти в доверие к Макгиру оказалось легче, чем Келли ожидала. Он не страдал самомнением, и они хорошо сработались. Ему было безразлично, кто у него начальник – мужчина или женщина. С момента ее назначения О'Шонесси взяла за правило посвящать Макгира во все дела. Более того, она, не стесняясь личного состава, при всех спрашивала у Макгира совета. Она знала, как уважали его сослуживцы.
Пошла третья неделя, как Келли не взяла в рот ни одной сигареты. Утром Макгир пошутил: ребята готовы скинуться и купить ей блок. После воскресного происшествия с Энн Карлино Келли сделалась раздражительной. Понимала, что Макгир шутит, но ей чертовски не хотелось, чтобы мужчины подумали, будто их начальница сдала.
О'Шонесси потерла переносицу. Перед ней лежал доклад детектива Рэндалла об инциденте в приюте. Вроде ничего необычного, если учесть возраст Эндрю Марки и старческую рассеянность. И тем не менее…
Увидев, что Макгир закончил разговор, она нажала кнопку вызова.
– Макгир, – сказала Келли, – ты не поверишь…
Филадельфия, штат Пенсильвания
Суббота, 7 мая
В доме Черри Мур повисла тишина. Прошло больше месяца после ее возвращения из Питсбурга, а она еще не пришла в себя. По ночам мучили кошмары, хотя не такие длительные и страшные, как прежде, и сил они отнимали меньше. Скоро весна принесет солнечный свет и целительное тепло.
Зима – это ужасно, пусть в остальном жизнь складывается удачно. Черри пришла к этому выводу, будучи еще совсем молоденькой. Однажды в полушутку она сказала, что ей не хватает света. Однако это не было шуткой даже наполовину. Существует огромная, ощутимая, невыразимая разница между светом и тьмой, и она, слепая, чувствует ее. Чувствует, наверное, потому, что полжизни ее сознание получало зрительные образы от умирающих.
Конечно, Черри могла жить где угодно, в месте с более теплым климатом, но Филадельфия для нее – родной дом.
На каминной полке громко тикали старинные бельгийские часы. По обе их стороны стояли хрустальные бабочки. Такие же бабочки стояли в спальне, в кабинете, в солярии. Одно время она не могла пройти мимо, не потрогав, не погладив игрушку. Всякий раз, выходя с Бригемом или Пейном за покупками, Черри покупала новую бабочку. Потом увлечение стало менее навязчивым.
Она зевнула. В желудке заурчало. Надо бы поесть, выпить чашку чаю, поспать. Ей лучше спалось днем, Черри чувствовала, что отдыхает. Слава Богу, дни становятся длиннее.
