Стиснув зубы, хозяин продолжал:
— Жалко кокосы, нельзя же так. Куда теперь девать свидетельство сына? Наверное, придется возвращаться в Конок.
Луан долго сидел молча. Хай Шат нарисовал ему мрачную картину. Мыслил он верно, взять хотя бы его вопрос о свидетельстве сына — об этом тяжело было говорить.
— Правду сказать, вы уж не браните Лока, его грех. — Хай Шат понизил голос. — Он оставил мне четыре винтовки, автомат и несколько сот патронов к ним, десяток гранат. Он велел мне закопать их на всякий случай. Так что если я и надумаю вернуться в Конок, то возьму все это с собой.
— Смотрите только, чтобы оружие не залило во время паводка, поржавеет.
Луан не только не осудил Лока, но и дал совет. Признание хозяина будто сняло тяжелый камень с его груди.
— Не поржавеет! — просиял Хай Шат. — Я его в нейлоновый мешок положил, смазал буйволиным жиром, а потом — в бочку и законопатил. Так что ни термиты, ни плесень до него не доберутся.
Когда принялись за утку с рисом, Хай Шат наклонился и шепнул на ухо Луану:
— В город идете?
Луан не кивнул, но и не покачал головой.
— Не страшно без оружия? — Хай Шат страстно хотел помочь Луану и его товарищам.
Снаружи послышался звук шагов.
— Чья это лодка у нашего берега? — Вопрос был задан звонким девичьим голосом.
— Зо, моя младшая, — сказал хозяин дома, и лицо его вновь стало печальным.
В дом вошла девушка лет пятнадцати. Ритуально сложив ладони, она приветствовала Луана. Потом она прошла на кухню, и оттуда донесся ее разговор с матерью, Куеном и Ша:
— Не понимаю, почему вы нас бросаете. Я еще не закончила медицинские курсы, мы только что дошли до прививок. Как жалко!
У Луана перехватило дыхание. Он отодвинул в сторону пиалу. Хай Шат промолчал.
Небо посерело, хотя луна продолжала светить. Луан, Куеи и Ша, оставив после ужина дом Хай Шата, направились на своей лодке к рыночной пристани Фунгхьепа. Супруги и Зо, проводив гостей к сампану, долго глядели с берега им вслед.
За полосой густо поросшей камышом невозделанной земли — границей между освобожденной зоной и оккупированными колонизаторами районами — начались пригороды Фунгхьепа.
По сравнению с освобожденной зоной строения на окраине выглядели неопрятно. Почти ни у одного дома рядом не было огорода. Кровля на домах прохудилась, и дыры были на скорую руку прикрыты кусками жести, а то и листьями кокосовой пальмы. Зато на каждом доме красовался иероглиф с пожеланием долголетия.
Взглянув на один такой иероглиф, означающий «десять тысяч лет», Куен проговорил:
