— Умаялась, голубушка, — сочувственно вздохнул Беднов, — на-кась, молочка хлебни чуток.
Он осторожно, чтоб не расплескать, протянул девушке небольшую кринку с кислым молоком. И, видя ее удивленный взгляд, пояснил:
— Я тут у местных разжился. Да ты пей. Невелика корысть: на табачок сменял.
Наташа с удовольствием отпила несколько глотков и вернула кринку:
— Спасибо!
Беднов, многозначительно посмотрев на моториста и оружейника, сказал, солидно откашлявшись:
— Ну, Наталка, за спасибо вот тебе еще один, так сказать, подарочек. Только это уже не от меня, а от арийцев, — и вложил в ее руку кусок металла.
Она раскрыла ладонь. На ней лежала сплюснутая крупнокалиберная пуля.
— В твоей кабине нашли, — пояснил Данилыч. — Стало быть, от броневого листа срикошетила… — И переждав неловкое молчание, и пожалев, что показал пулю, которая явно предназначалась ей, поспешно выпалил:
— А то самое, что ты просила, я ведь сделал. Вот. Он протянул ей кусочек дюраля. На нем в центре была вырезана ровная, аккуратная звездочка.
Наташа отбросила пулю и, забыв о ней, улыбнулась, словно принимала из заскорузлых рук механика дорогую награду.
— А ведь не забыл, Данилыч, сделал.
— Да уж чего там… — опустил глаза Беднов. — Раз просила, значит, надо.
— Конечно, надо. Вот сегодня наш командир разбомбил переправу. Разве это не дело? По этому случаю и поставим звездочку. Краска есть?
— Имеется, — кивнул Беднов, осматриваясь по сторонам. — Принести, что ли?
— Тащи, Данилыч. А вы, ребята, — попросила Наташа Цыбуленко и Котова, — ставьте к капоту стремянку. Сейчас мы изобразим. — Беликова, озорно подмигнув парням, прищелкнула пальцами. — Да поживее, чего тут думать!
Дворников и Алимкин, присоединившись к группе летчиков и воздушных стрелков, неспешно пошли к штабу.
Георгий на ходу с беспокойством поглядывал в сторону своей «семерки», возле которой наблюдалось какое-то подозрительное движение.
— Разбалуют ее мои хлопцы окончательно. То фуражку вишен ей откуда-то приволокут, то кринку молока.
— Значит, любят. Чего же здесь плохого?
— Нет, Ваня, давай махнемся стрелками: ты мне своего Рыжова, а я тебе Наталью. Согласен?
— Да ведь передумаешь, — нарочито безразличным тоном бросил Алимкин. — А потом мой Алеха — это черт в хэбэ. От его чечеток да прибауток с ума спятишь.
— Ну и что? Веселье боевому духу сродни.
— Так мы с тобой не договоримся.
— И я так думаю. — Дворников нахмурил брови. — Ты только посмотри, что там происходит?
