Катя, подхватив командира батальона, куда-то тащит его. Ноги капитана загребают пыль, оставляя за собой две неглубокие бороздки.
Кто-то тянет меня по круче откоса.
— Я не ранен, — кричу я и стараюсь вырваться из цепких рук.
Надо мной склоняется Фарида.
— Молчи, Андрей! — И, не выпуская моей руки, она продолжает карабкаться выше.
— Да говорю тебе, не ранен я!
— А кровь, кровь откуда?
— Какая кровь?
Рукавом гимнастерки она обтирает мой лоб.
— Вот какая, видишь?
Я смотрю на ее окровавленный рукав, и мне делается не по себе, хотя я догадываюсь, что это кровь не моя, а сержанта Ускова.
Снаряды продолжают рвать землю, поднимая тучи пыли. Солнце стало похоже на бычий пузырь, налитый кровью.
Мы с Фаридой карабкаемся последними. За нами остаются только искромсанные трупы и издыхающие кони. На средине подъема на нас опять обрушивается артиллерийский налет. Я уже чувствую, что с земными делами покончено. Довелось же, думаю, умереть, когда этого мне не хочется. Будто не могли фрицы выбрать другое, более подходящее время… Но это только шутка. А умирать мне действительно не хотелось.
Фарида делает рывок в сторону и куда-то проваливается.
— Ко мне! — кричит она, и в ее глазах вспыхивает торжествующая озорная искорка: утерли, мол, нос фашистам.
Я с размаху бросаюсь к ней, и нас накрывает шквал такой силы, что даже окопчик ходуном ходит под нами.
К вечеру все подразделения сосредоточились на опушке леса, где располагались позиции дальнобойной артиллерии. Мы окопались. Зенитки разогнали стаи «юнкерсов», полевые пушки остановили натиск танков.
Наше командование готовило контратаку. Солдаты, измученные двенадцатичасовым боем и жаждой, в тени деревьев искали прохлады и воды. Отсюда открывалась излучина Днестра, но, как сказала бы Фарида, ближе локтя не укусишь.
Катюше Беленькой так и не удалось спасти комбата. Он умер уже здесь, под деревьями. Сейчас все девушки заняты. Раненых очень много. Фарида с Катей бегают с носилками вверх и вниз по склону, доставляя в санроту все новых и новых раненых. Нина, Марийка, Лида и другие девушки перевязывают их и тут же отправляют в тыл.
Иду разыскивать Тольку Федорова. Нашел его под развесистым дубом. Здесь же оказался Витька Верейкин.
— Андрейка! — в один голос выпалили мои друзья, будто явился я по крайней мере из преисподней.
Бессонные ночи и напряженный день сказываются во всем теле. Я уже не в силах подняться и идти в роту, в которой осталось двенадцать солдат и один командир взвода.
