Сесил промокнула слезы кружевным рукавом медового платья.
— Я знаю, но… о Боже, помоги нам… зачем Дарэку лгать о подобных вещах?
— Он обрадовался бы, если б Атайя ушла год назад, — ответил Николас с горечью. — Может, решил, что если убедит всех в ее смерти, то люди забудут о том, что Атайя пыталась сделать для лорнгельдов. Удачная уловка, — угрюмо добавил принц.
Николас прошелся пальцами меж коричневых волос, выгоревших на солнце, и посмотрел на Джессингера, отчаянно ища в глазах кайтского лорда подтверждение, что Атайя не могла умереть… А вдруг правда?
— Там написано, как она это сделала? — спросил он, желая знать, что именно произошло, несмотря на весь ужас. — Тело привезли в Делфархам? У Дарэка хватит мужества похоронить ее по всем приличиям? — злобно выпалил он, пытаясь испепелить взглядом пергамент.
Мозель поднял письмо и просмотрел его, затем уныло вздохнул.
— Нет. Он настаивает, чтобы ее величество скорей вернулась в столицу. И все.
— Если так, то, видимо, Дарэк решил снять с меня наказание, — сказала Сесил. Глаза снова покраснели, и она быстро смахнула слезинку. — Или он вдруг понял, что у него есть дочь, о которой нужно заботиться.
Николас безрадостно усмехнулся:
— И ты хотела знать, почему я приехал из Рэйки прямо сюда вместо того, чтобы вернуться в Делфархам. — Неожиданно почувствовав изнеможение, принц упал в кресло, на котором ранее сидела Сесил, но мягкость подушек не прибавила ему силы. — Стоит ли портить себе остаток лета возвращением домой, чтобы слушать недовольство Дарэка по поводу лорнгельдов? Тем более когда я могу провести это время с тобой и моей маленькой племянницей. — Николас скривил губы. — Хотя Лилиан находится в нежном возрасте двух месяцев, с ней общаться приятней, чем когда-либо с моим братом.
Сесил улыбнулась, но на ее лице отразилась печаль. Месяц, что провел с ними Николас, пролетел необычайно быстро, а теперь пришло ужасное известие.
— Это все моя вина, — тихо сказал Мозель, потирая налитые кровью глаза. Его лицо выглядело как никогда болезненно, изношенное серое платье вызывало еще большую жалость. — Я слишком долго медлил. Нужно было сразу ехать в Кайбурн, а не надеяться все лето, что друзья найдут ее сами. Боже, я никогда не прощу себя за это. Никогда!
Сесил села перед ним на скамеечку для ног, золотые юбки легли вокруг словно разлитый мед.
— Не говори так, Мозель. Ты сделал больше, чем кто-либо мог ожидать. У тебя хватило мужества поехать в Кайбурн.
