О совещании в ЦК Стогов уже читал в газетах, кое-что успел рассказать об этом Игорь, передавая институтские новости. Но сейчас, слушая Булавина, Стогов вновь вместе с ним пережил это подлинно историческое событие. Как и Булавин, Стогов был горд и счастлив от сознания беспримерности плана, намеченного в ЦК. Экспериментов такого размаха, с такими титаническими целями наука еще не знала. Стогов был человеком науки и не мог не восхищаться величием этой научной задачи.
— Да, планы исполинские! — воскликнул он.
— Вам и осуществлять их, — лукаво прищурился Булавин.
— Мне?
— Именно вам!
— Но…
— Дело в том, — мягко перебил его Булавин, — что после совещания, в рабочем порядке заговорили о человеке, который мог бы возглавить институт, и президент Академии, не задумываясь, назвал ваше имя, и оно встретило сочувствие.
— Да… Но, — Стогов явно растерялся, не зная, что и ответить. Самые противоречивые мысли роились в мозгу. Он не мог не признаться себе, что ему было приятно столь высокое назначение, но в то же время он понимал, что на некоторое время придется расстаться с привычной лабораторией, заняться множеством очень интересных, важных, но чисто прикладных проблем.
А Булавин, круша все возражения, уверенно басил:
— Дело беспримерное, труднейшее, но вам, Михаил Павлович, это как раз по плечу…
Глава вторая
В КРАЮ ДАЛЕКОМ
Под крылом стратоплана стремительно убегала назад непроницаемая белесо-синяя пелена облаков. А как хотелось раздвинуть эту пелену и хотя бы на мгновение увидеть безбрежные просторы, над которыми стремительно мчался серебристый сигарообразный воздушный гигант. Но не много разглядишь с двадцатикилометровой высоты, да и глаз человеческий плохо приспособлен для созерцания предметов, удаляющихся со скоростью километра в секунду.
Стогов вздохнул, нехотя отвернулся от иллюминатора, повернул рычажок телевизора, укрепленного на спинке переднего кресла.
— Придется, видимо, довольствоваться таким э-э… опосредствованным восприятием, — сердито проворчал профессор, обращаясь к сидевшему в соседнем кресле плотному, средних лет человеку с медно-красным, задубевшим от солнца и ветра лицом.
Сосед кивнул и включил свой аппарат.
Прошло несколько секунд. Сверхчуткий электронный глаз телевизора раздвинул непроницаемую для взора людей пелену облаков, и теперь по экрану, целиком заполняя его, расстилался иссиня-фиолетовый ковер тайги. Местами фиолетовый фон светлел, на секунду внизу мелькали извилистые голубые ленточки, крохотные сахарно-белые пятнышки. Стогов вгляделся, понял: реки, снежные пики.
