Уже много дней мимо домика нашей метеостанции гнали баранов с летних пастбищ Сусамыра вниз, на, зимовку в пустыню Кенес-Анархай. Это была одна из последних отар — наверху уже выпал снег. Впереди отары важно выступал черный, с длинной шерстью и огромными прямыми рогами козел-предводитель. За ним в беспорядке, потряхивая курдюками, бежали бараны. В стаде было и несколько коз с козлятами, принадлежавших, видимо, чабанам и не входивших в число голов колхозного скота.
— Смотри! — восторженно закричала жена. — Смотри, какая большая коза! Вон та, безрогая. Она стельная, это замечательно! Это гораздо лучше, чем с козленком. Ну, давай же, давай, останови скорее чабана!
— Э, аксакал! — Я пошел не спеша навстречу старику-киргизу.
Он направил лошадь в мою сторону.
— Кандай, джаксы? — Коверкая русские слова на киргизский лад, а киргизские на русский, мне удалось объяснить ему суть дела.
Киргиз что-то крикнул ехавшему впереди отары товарищу, отара остановилась. Жена уже ловила полюбившуюся ей с первого взгляда козу. Это ей, конечно, не удавалось, и все кончилось тем, что чабанам с помощью собак пришлось собирать разбежавшихся баранов. Торговаться было некогда, да и бесполезно. Мы привязали упиравшуюся козу на веревку и повели ее к дому. Чабаны подтвердили, что коза стельная, молочная, размеры ее и особенно вздувшиеся бока не вызывали никаких сомнений.
Свое драгоценное приобретение мы поместили в чулан, откуда пришлось вынести продукты и уложить их под кроватями. С огромными усилиями мы втащили в комнату бочку с солеными огурцами и поставили ее около моего письменного стола. При этом были разбиты банка с маринованными грибами, припасенная для встречи Нового года, и банка с формалином.
Кормить козу было нечем. План жены предусматривал закупку сена на нижней метеостанции при сдаче месячного отчета. Пока же мы по очереди водили ее на веревочке вокруг дома, содержа «на подножном корму». На самом же деле этот корм состоял целиком из печений, конфет и ванильных сухарей, которые без устали носила козе наша пятилетняя дочка.
На шестой день стало сильно подмораживать, и по настоянию жены на ночь козу приходилось брать домой.
— Это временно, — говорила моя жена, — нельзя же допустить, чтобы наша Синьора (коза была названа именно так) окотилась на морозе. Козленочек непременно погибнет.
Время шло, а о козленочке не было ни слуху ни духу.: Дом наш постепенно превращался в хлев. Наконец я не выдержал, сел на коня и поехал за сорок километров в колхоз за ветеринаром. Ветеринар приехал только на третий день и, выпив весь мой запас водки, объявил, что коза не стельная и поэтому ждать от нее козленочка нет смысла.
