«Бреон, не спеши… Повернись… Вот так. Закрой глаза… «Он перевалился на спину; обмирал от стыда и не мог разомкнуть сладкую цепь ее поцелуев, вьющуюся от горла по ключицам, вкруг обоих сосков (они, оцелованные, горели!) ниже по животу. Тело угадывало, где оборвется цепь, разум отказывался верить. Но когда ее губы встретились со вздыбленной его плотью, он содрогнулся и не сдержал крика.
Она не ожидала увидеть в глазах Бреона такой мальчишеский ужас. Ее взяло зло на Этельгард. «Сука! «– думала она, целуя его ходуном ходящие ребра, – «сука, сука… «.
Левую ладонь – на вздрагивающий живот. Правой – поддержать каменной твердости (недаром китайцы зовут «нефритовым») ствол. Ибо сейчас – как бы тут сказали? – мои уста сомкнутся на навершии жезла твоей страсти, – и я выгнусь кошкой, отвечая на твою судорогу. Обожду. Оглажу твое естество шершавым от налета языком – ты вскрикнешь, забыв себя и все на свете. Еще… Еще… Вал за валом – все девятые! – тебя захлестывает едва выносимое блаженство, а исток его – у меня во рту! на моем языке!! на кромках моих зубов!!!
… Уже не было сил на крик – он всхлипывал, едва слыша себя самого… Боже!… Вместе с семенем из него изверглось сознание, и долгие миги его качало мягчайшее марево забытья.
Он мог только поворачивать голову – руки и ноги отяжелели, как мокрые перины.
– Ты…
– Что – я?
– Мое семя… ты его… глотала?
– В горах говорят «вкусить». Глотают еду – с голоду.
Он понял.
– Скажи, ведь такое можно делать, если очень… любишь?
Он не отводил взгляда. Пришлось прятать от него глаза – зарывшись лицом в его же волосы… Такую, как у него, любовь – если нет на нее ответа – отвергают пощечиной, но не унижают случкой, как сделала она по привычке, сохранившейся от прежнего мира: никого не обидеть.
Только не молчать.
– Что с тобой будет, если узнают?
– Кто узнает?
– Слуги…
– Порядочные слуги не вынесут пересудов за порог. Этельгард не скажет ни слова ни мне, ни своей родне. Разве только исповеднику. Этот тяжкий грех останется на моей совести – и я сам себя буду наказывать – никто другой. Если только я не пренебрегу долгом.
– В смысле – дашь мне бежать? Но тогда ШъяГшу…
– ШъяГшу нарушил мир.
Стало страшно. Обоим. В глубине ее сознания стыла отчетливая мысль: ее легкая смерть от его руки никак не противоречит его любви…
– … Мы должны были убить друг друга. В тех кубках, что я наполнил последними, был безболезненно усыпляющий яд. Мы бы выпили друг у друга из рук – и это не было бы самоубийством. Но ты…
