Сыпался в ловушку мусор, тени прыгали по стенам, по лакированным ящичкам с литерами. Через стенку жадно прислушивался Гоша. В режущем круге света продолжалась казнь.
Глава 9. «Пожалте бриться!»
«Скорая» сработала быстро. Подкатила к подъезду белая машина с крестом, вышли из нее двое в белых халатах, с чемоданчиком и устремились внутрь.
Тут Гоша отлепился от кованой решетки, которой были забраны окна еще при отце, и переменил позицию, а именно перебрался к дверям. Приник к глазку, отворив от наслаждения рот
Шаги простучали по лестнице, врачи остановились у второй квартиры, нажали кнопку звонка.
Никто не открыл им. Занят был старик Грандиозов, очень занят, творил справедливость.
Врач, который повыше, прислушался:
— Говорит. Что-то о счастьи народном… Стучи! Низенький крепко саданул кулаком по филенке.
— Ломать надо, — озабоченно сказал высокий. — Сгоняй за слесарем.
Низенький помчался вниз по лестнице.
— Ломайте! — шептал Гоша сквозь дверь. — Круши! Дави гада!
Ему хотелось плясать.
Глава 10. Конец картотеки
Грандиозов просунул палец под влажную тесемку. Бюрократы умерли, но праздник продолжался.
— Враги народа! — сказал себе старик.
Давно погибшие, но не казненные Грандиозовым, находились они под литерой «В» и пролежали бы так еще долго. Лет тридцать назад кое-кого реабилитировали (стонал, выбегая ругаться на кухню старик, убирая их дела из картотеки). Но оставались еще карточки в ящиках под литерой «В», приберегались до грядущих сладостных выходных.
И вдруг с ужасом прочел Грандиозов в газетах, что и с этих оставшихся собираются снять обвинения, вырвать из картотеки навсегда.
— Не отдам, не пущу, не отдам… — шептал он, выдирая дела и швыряя на стол, под лампу. Ворохом ложились под режущий световой круг ломкие газеты, брошюры, литографированные портреты, убереженные до времени стариком.
Торопливо залязгал секатор. Умерли вторично — не успевшие застрелиться, покорно вернувшиеся на Родину по вызову, не сгоревшие от заработанной до революции каторжной чахотки… Не отпустили их тогда, не отпустил и сегодня старик Грандиозов. Не для того полвека собирал он картотеку. А первое дело появилось еще в тот вечер, когда в третий раз встречался он с Ефимом Петровичем…
Полуфабрикат стал изделием, годным к употреблению. Оставалось нацепить ценник.
Проходила третья встреча в том же кабинете. Все также было здесь. Просто, скупо, жестко. Портрет. Под ним Полюгаров. Хоть и стал он негласным властелином завода, но сирых да убогих не забывал привечать. Протянул руку, предложил сесть.
